Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
— Марта, мисс Халлард, значит, сказала, что вам нужно разыскать что-то в библиотеке.
— Сами-то вы чем занимаетесь?
— Изучаю исторические материалы — здесь, в Лондоне. Делаю, значит, научную работу по истории. Марта сказала, что это то, что нужно. Я ведь почти каждое утро работаю в Британском музее. Буду рад помочь вам, мистер Грант, если, конечно, смогу.
— Спасибо, очень мило с вашей стороны. А вы над чем работаете? У вас какая тема?
— Крестьянские восстания.
— Понятно. Ричард Второй.
— Верно.
— Значит,
Молодой человек вдруг, отнюдь не как прилежный ученик, ухмыльнулся и сказал:
— Да нет, просто я должен быть в Англии.
— И для этого нужен предлог?
— Все не так просто. Мне нужно алиби. Отец считает, что мне пора приступить к работе в нашем предприятии, заняться, значит, торговлей мебелью. У нас оптовая торговля. Почтовые заказы. По каталогу. Не поймите меня превратно, мистер Грант, мебель у нас добротная. Вечная. Да я для этого дела не гожусь, не тянет меня туда.
— А поскольку никакой экспедиции на Северный полюс не подвернулось, вам оставался разве что Британский музей.
— Что ж, тут, конечно, теплее. И я в самом деле люблю историю. По истории я всегда был первым. Ладно, если вам хочется знать правду, в Англию я приехал вслед за Атлантой Шерголд. Она играет дурочку в спектакле Марты, мисс Халлард, значит. У нее амплуа инженю. А в жизни Атланта отнюдь не дура.
— Без сомнения. Очень талантливая девушка.
— Вы ее видели?
— Вряд ли в Лондоне найдешь того, кто бы ее не видел.
— Да, правда. Спектакль не сходит с афиш. Мы с Атлантой думали, что он продержится каких-нибудь пару недель, помахали друг другу ручкой и простились ненадолго. Повод для приезда в Англию понадобился, когда выяснилось, что разлука может продолжаться вечно.
— Разве сама Атланта — повод не достаточный?
— Только не для отца. У нас в семье на нее вообще смотрят косо, а отец — хуже всех. Если случится заговорить о ней, иначе не назовет, как «эта твоя знакомая актерка». Отец — Каррадайн Третий, мебельный король, а ее отца только с натяжкой можно назвать Шерголдом Первым. Если уж быть точным, у него на Мейн-стрит небольшая бакалейная лавка. Но человек он прекрасный, соль земли, уверяю вас. А сама Атланта там у нас, в Штатах, еще не составила себе имени. Я говорю о сцене. Это ее первый большой успех. Потому она и не хочет разрывать контракт и возвращаться домой. По правде говоря, туда ее придется тащить силой. Она считает, что у нас ее не ценят.
— Вот вам и пришлось заняться научной работой.
— Понимаете, я должен был выдумать что-то такое, что можно делать только в Лондоне. Историей я начал заниматься в колледже. Так что Британский музей подошел как нельзя лучше. Я счастлив, а перед отцом всегда могу оправдаться работой.
— Тоже верно. Более симпатичного алиби я до сих пор не встречал. Кстати, а почему все-таки крестьянские восстания?
— Мне нравится этот период. А восстания, надеюсь, придутся по вкусу отцу.
— Значит, это он интересуется общественными проблемами?
— Не в том дело, он терпеть
— Каррадайн Третий? Ненавидит королей?
— Смешно, правда? Я бы не удивился, обнаружив в одном из его сейфов спрятанную корону. Может, время от времени он вынимает ее, с пакетом под мышкой прокрадывается на Центральный вокзал и там, в мужском туалете, примеряет тайком. Боюсь, я утомил вас, мистер Грант, собственными делами. Я же не с этим пришел. Я пришел…
— Зачем бы ни пришли, вы для меня — манна небесная. Посидите, отдохните, если есть время.
— О, времени у меня всегда сколько угодно, — сказал молодой человек, расплетая длинные ноги и вытягивая их перед собой, так что носком туфли задел прикроватный столик, стоявший на приличном от него расстоянии, портрет Ричарда III качнулся и слетел на пол. — О, простите! Я ужасно неловок. Никак не привыкну к своим длинным ногам. Хотя уж пора бы — в двадцать два-то года. — Он бережно поднял открытку, рукавом смахнул с нее пыль и остановил на портрете заинтересованный взгляд. — Richardus III, Ang. Rex [145] , — прочитал он вслух.
145
Ричард III, английский король (лат.).
— Вы — первый, кто заметил на картине надпись, — сказал Грант.
— В нее нужно уткнуться носом, иначе не разглядишь. А вы — первый, у кого вместо какой-нибудь красотки стоит портрет короля.
— Да, он красотой не блещет.
— Не знаю, — медленно сказал юноша. — Лицо у него неплохое. У нас в колледже был профессор, на него похож. Добрейшей души человек, а вид у него был слегка желтушный, он сидел на молоке, лекарства им запивал. Так вам нужны исторические сведения о Ричарде Третьем?
— Да. Ничего сверхъестественного мне не требуется. Я хочу знать, кому из писателей того времени можно доверять.
— Ну, это не сложно. Время, близкое к моему. К периоду, значит, что я изучаю. Да и сэр Катберт Олифант, наш с вами современник, пишет не только о крестьянских восстаниях, но и о правлении Ричарда Третьего. Вы читали Олифанта?
Грант ответил, что не читал ничего, кроме школьных учебников и сэра Томаса Мора.
— Мора? Канцлера Генриха Восьмого?
— Да.
— А он не слишком тенденциозен?
— Мне казалось, что я читаю политический памфлет, — ответил инспектор, только тут разобравшись, какой привкус остался у него после чтения «Истории Ричарда III». Это не был беспристрастный отчет государственного служащего, тут явно были задеты личные чувства.
Впрочем, хроника Мора больше всего смахивала на репортаж из бульварной газетки. Репортаж с черного хода.
— Вы что-нибудь знаете о Ричарде?
— Он прикончил племянников и был готов отдать королевство за коня. Да, вот еще что: у него были два прихвостня, которых звали Котом и Крысой.