Ссора с патриархом
Шрифт:
И его нисколько не задело, что из-за этой истории ему дали прозвище Магомет. По крайней мере, с тех пор он мог без опаски ругаться сколько угодно, даже в присутствии маркиза.
Между тем доктор Меччо и некоторые другие члены клуба снова и снова заводили все тот же разговор:
— Такой синьор, как вы! Мы вас с триумфом введем в муниципалитет!
Поскольку маркиз и слышать об этом не желал, он снова стал прогуливаться по вечерам на площадке у замка, куда почти никто уже не решался приходить, таким безутешным было зрелище выжженных полей, тянувшихся с
Но спустя три или четыре дня он перестал подниматься на площадку.
Пребывая там в одиночестве, наедине с огромным горизонтом, в полной тишине, окружавшей его, он испытывал какую-то необъяснимую тоску. Он думал о нищете, которую видел днем или о которой ему рассказывали. Из Марджителло, и Казаликкьо, и Поджогранде ему приносили одну за другой плохие вести. «Вчера сдохло четыре быка! Сегодня еще три!» Тяжелое инфекционное заболевание продолжало косить стада. Как тут не призадуматься?.. Впрочем, дело было не в этом!
Печальные предчувствия омрачали его душу, сгущались и уносились, словно гонимые ветром тучи, потом время от времени возвращались без всякой причины и всякого смысла.
И он отвлекал себя от них, строя грандиозные планы по хозяйству, которые намеревался осуществить сразу после женитьбы: создать ассоциацию владельцев виноградников и оливковых плантаций, купить самые разнообразные современные машины, отправлять вино и масло на рынки полуострова и за границу — во Францию, Англию и Германию!
Это совсем не то, что муниципальные хлопоты, от которых не было никакого проку и которые означали только одно: убирайтесь отсюда, это место хочу занять я!
И он возводил в своем воображении огромные строения, там, в Марджителло… Он чувствовал, что и в нем просыпается зуд все перестраивать, как у его деда… Вот здесь — прессы для оливок и склад с пузатыми бутылями для оливкового масла, а там — давильня для винограда и винный погреб, просторный, прохладный, для бочек и бочонков… И он представлял себе золотистое, прозрачнейшее оливковое масло в красивых бутылях, которое превзойдет масло из Лукки и Ниццы, и красные вина, и мускаты, которые будут соперничать с бордоскими и рейнскими, со всеми лучшими винами в мире!
16
Бедный дон Сильвио уже более получаса ждал в прихожей, и Грация приходила время от времени составить ему компанию.
— Потерпите! Там инженер.
— Я не спешу, Грация.
— У нас весь дом вверх дном.
— Из-за свадьбы, я слышал.
— Как вы кашляете!.. Поберегите себя, дон Сильвио!
— Да будет… воля… господня!
При каждом приступе кашля, не дававшего ему говорить, хилое тело его сотрясалось так сильно, что казалось, вот-вот рассыплется.
— Легли бы вы в постель да пропотели бы хорошенько!
— А несчастные, которые умирают с
— Ах, дон Сильвио! Конца-то этому нет! Маркиз уже опустошил целый склад зерна… Бобы, горох всякий… Чего только не отдал он!
— Знаю, знаю! Кому много дано, тому много и отдавать.
— Целые семьи на его шее!
— Знаю. Но найдется, наверное, что-нибудь и для моих бедняков.
— Конечно! Тут и говорить нечего.
Маркиз, провожавший инженера до дверей, остановился, взволнованный неожиданным появлением дона Сильвио.
— И вы ходите с таким кашлем? — спросил священника инженер, поздоровавшись с ним.
Дон Сильвио с трудом поднялся со стула и поклонился маркизу и инженеру. Он не в силах был вымолвить ни слова и смиренным жестом просил извинить его.
— Что случилось? — спросил маркиз, стараясь держаться непринужденно. — Садитесь сюда, в это кресло, оно удобнее.
Он пригласил гостя в соседнюю комнату, стал перед ним, заложив руки за спину, и уставился на него, стараясь угадать причину визита, прежде чем тот заговорит.
— Меня прислал к вам Иисус Христос! — произнес дон Сильвио.
— Какой Иисус Христос? Зачем?.. Можете рассказывать эти басни бабам!
Маркиз говорил с трудом, побледнев от внезапно охватившего его волнения.
— Простите меня… ваша милость!.. Я уйду!..
Дон Сильвио не смог продолжать, задыхаясь от приступа кашля.
Видя, что священник направляется к двери, маркиз остановил его за руку:
— Зачем вы пришли?.. Что вам от меня нужно?.. Зачем вы пришли?
— Ради бедных, маркиз! Я не сумел объяснить вам это.
— А что, в Раббато только один я богат? Я много дал. Даже слишком! Слишком!.. У меня уже ничего не осталось.
— Успокойтесь!.. Вы же не обязаны…
— Послушайте!.. Это вы сказали настоятелю Монторо?.. — прорычал маркиз, преграждая священнику дорогу и пристально глядя на него.
— Что сказал? — робко спросил дон Сильвио.
— Что? «Ему, маркизу, мешает в доме это распятие!»
— И вы могли такое подумать? Ох, ваша милость! Напротив, я похвалил прекрасный поступок, благодаря которому святое изображение покинуло недостойное место.
— Недостойное?
— Конечно. Достойное место для него — алтарь.
— А почему же вы сказали сейчас: «Меня прислал к вам Иисус Христос»? Вы что, за бабу меня принимаете, так выходит?
— Вы правы! Эти слова слишком возвышенные!.. Я понимаю. Вы правы!.. Я думал, что когда человек идет просить за бедных, то его как бы сам Иисус Христос посылает… Сердитесь на меня. Несчастные голодающие не должны отвечать за мои грехи. Прошу меня простить… на коленях прошу…
Маркиз удержал его. Ему стало стыдно, что он зашел так далеко. Но он не хотел, чтобы этот жалкий священник запугивал его. Ему казалось, что тот намерен воспользоваться страшной тайной, которую узнал на исповеди… Надо было дать ему понять это, чтобы он не заводил больше разговоров на эту тему и покончил бы с этим раз и навсегда! Но он не посмел этого сделать.