СССР-2061 (антология)
Шрифт:
Эммельсент долго смотрела последний и улыбалась так, что была совершенно на себя не похожа.
Раст глотнул чаю, щедро заправленного очень сладким концентрированным молоком, и спросил, часто ли в лагере бывают гости.
Смирнов ответил, что изредка приходят местные за помощью, но как-то даже исламские партизаны заглядывали, обошлось, хотя этим еще сложнее что-то втолковать, чем сектантам из лунда.
Черт. Черт, сколько эти двое здесь проторчали и как вообще еще живы?
Несмотря на предостерегающий взгляд Эммельсент, Раст все-таки сказал, что с такими происшествиями экспедицию должны были свернуть досрочно. И тогда выяснилось, что вся запланированная работа была закончена к сроку, но в процессе сбора данных обнаружились какие-то там антигенные паттерны, которые неплохо бы изучить подробнее. То есть план планом, а экспедицию решено было продлить, чтобы закончить работу «по совести». «По инициативе участников».
– И ты согласился?! Два лишних месяца здесь без семьи? И потом, когда заболел? – выпалил Раст.
– Да я-то что. Мои знают и не сказать, что сильно удивились, – усмехнулся Смирнов и добавил тише, – а вот Лидок пропустила отборочный в космический проект.
Он посмотрел на Раста с сомнением – способен ли тот оценить масштаб жертвы. Раст представил себе Смирнову с горестно приподнятыми бровями, несчастную и уверенную в своей правоте (в его воображении она говорила что-то вроде «сначала обязательства, а потом мечты», сжимала кулаки и отворачивалась), и сочувственно покивал.
– Она очень хотела, – подтвердил Смирнов со вздохом. – И знаешь, пригодилась бы им там, не сомневаюсь. Сколько бы ни оставалось не сделанных дел на Земле, а красные пески – это красные пески, ничто с ними не сравнится.
Он замолчал. Сам Смирнов казался человеком вполне земным, почти нормальным и вроде бы даже жаловался на несгибаемую соседку по куполу и лабораторному столу, но все же понимал это стремление куда лучше, чем Раст. Здешних песков мало им – надо, чтобы еще и дышать нельзя было.
– И она всегда так? Смирнова. Она всегда такая?
– Коммунарка. Воспитывалась в коммуне. Они там все неприспособленные к жизни, – в голосе Смирнова звучало раздражение, с каким говорят только об очень любимых людях (это, само собой, Раст бы без помощи метафор Гарсиа так точно не подметил). Потом он, видимо, устыдившись, быстро добавил, не глядя на Раста. – С такими бывает тяжеловато, когда все благополучно, по плану и без перегрузок, но как только подцепишь марбургвирус, многое отдашь за то, чтобы рядом оказался кто-то такой. А то, знаешь, девятнадцать килобаз всего – и столько проблем.
– Есть, на кого смотреть с надеждой, – сказал Гарсиа и замолчал снова.
А Раст подумал, что глубоко личное тоже может выглядеть как геополитическое заявление.
Прежде чем закрыть глаза, Раст влез в личную переписку еще раз. Смирновы выпили чаю вместе и разбирали новые образцы, включив все голографические экраны. Они обсуждали много специального, видимо, связанного с этими же образцами, потом идею неинвазивной нейрорегенерации профессора Солевой, а потом почему-то новый владивостокский планетарий. Как будто ничего выдающегося за день не случилось.
Во сне Раст шел босиком по красному песку, пахнущему как кофе с молоком, которым его в детстве угощала миссис Джеггинс всякий раз, как он заглядывал в гости. Рядом шел Лу Джеггинс в клетчатой рубашке, как обычно взлохмаченный, с трехдневной рыжей щетиной, и говорил, что Раст может не возвращаться домой, может переночевать у них сегодня, и завтра, пока дома все не утрясется.
Ноги казались легкими. Раст обернулся на ходу и увидел, что позади у огромного стеклянного купола стоят, держась за руки, Смирновы и машут ему вслед – загорелые, русоволосые, в белых летних комбинезонах.
– И ты можешь ничего не рассказывать, если не хочешь, Стиви. Я же твой друг, – сказал Лу. – Мы же друзья. Стиви?
Голос его стал вдруг слабым и хриплым. Раст открыл глаза и сел. Он, кажется, почти не дышал, пока выбирался из гамака, чтобы взглянуть на Джеггинса.
– Стиви? Стиви, сколько я спал? Ты прости меня, я все сейчас починю. Разбудил бы меня раньше, чего не разбудил…
– Отдохни еще, Лу, – сдавленно проговорил Раст, сжимая его теплые пальцы. – Все хорошо. Честно, все хорошо, все окей, сюда никто не сунется. Расскажу тебе потом, ты не поверишь, Лу.
В горле было горько, и Раст посмотрел в сторону на всякий случай, хотя Джеггинс уже послушно закрыл глаза.
Смирновы спали в своих гамаках на спине, раскинув руки, и их ладони соприкасались в воздухе, маленькая женская и широкая мужская.
Снова Раст проснулся от шума машин снаружи и криков, чего-то похожего на арабский с привизгами, и сел, услышав длинное русское ругательство.
Смирнова уже босиком брела к выходу из купола, кажется, даже не открывая глаз.
– У них могут быть раненые, – пробормотала она, цепляясь за крепление гамака Раста, чтобы удержать равновесие.
Смирнов снова выругался, уже короче, и поднялся следом. После первого же шага он тяжело оперся рукой на термобокс, но не остановился.
Только увидев рядом хмурого Гарсиа с пистолетом, Раст окончательно понял, что сам стоит на ногах и почти успел догнать этих двоих.
Окей. Там ведь могут быть раненые. Можешь – протяни руку.
Михаил Савеличев
Девочка, с которой всё случалось
Федя сказал, что вначале нужно рассказать о себе. Меня зовут Софья Почемучкина. То есть зовут по-настоящему Софья. Почемучкиной меня прозвала мама. Когда я была совсем маленькой, постоянно ее спрашивала:
«Почему?»
Мама говорила, что это первое слово, которое я сказала. Другие дети говорят «мама», а я – «почему». А когда я научилась ползать, а потом ходить, то задавала этот вопрос всем, кого встречу. Маме говорят:
– Ой, какая у вас хорошая девочка! Как ее зовут?
А я говорю: