СССР при Брежневе. Правда великой эпохи

Чураков Дмитрий Олегович

Особое место в хрущевских реформах занимает политика по разрушению единой системы управления страной. Разумеется, и здесь применялась дымовая завеса о возвращении к ленинским принципам руководства, демократическим нормам и тому подобные ни к чему не обязывающие словеса. В этом ключе в 1957 году принимается решение о замене отраслевого принципа руководства экономикой на территориальный. Разгонялись некоторые общесоюзные и союзно-республиканские министерства, ведавшие вопросами развития промышленности и строительства. Вместо них специально принятым законом от 10 мая 1957 года «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством» создается система т. н. Советов народного хозяйства (уже в названии новых органов видна попытка стилизовать разрушительные новации под героическую революционную эпоху!). В русле этой абсурдной реформы

вся страна разделялась на 105 административно-экономических районов. Разумеется, все это делалось совершенно произвольно, без какой-либо существенной предварительной подготовки и научного обоснования. В каждом из таких волюнтаристским путем накроенных из тела единой страны «районов» управление народным хозяйством передавалась местным совнархозам. В ведение этих совершенно искусственных органов передавалось руководство всеми предприятиями и стройками на подконтрольных им территориях.

Вскоре, после весьма краткосрочного положительного эффекта, стали сказываться заложенные в совнархозовской реформе неизбежные противоречия. В конечном итоге она привела к усилению региональной бюрократии, росту местного хозяйственного сепаратизма и неуправляемости народно-хозяйственного комплекса страны в целом. Общенациональный механизм управления экономикой резко усложнился, а его эффективность – стремительно падала. По своей сути, совершенное Хрущёвым имело революционный размах, но совершенно иную направленность. Вся сталинская политика 1930-х годов (в том числе осуществлявшиеся Сталиным репрессии) была направлена на слом местных и национальных номенклатурных кланов. В этот период для того, чтобы преодолеть ужас и остаточный хаос Гражданской войны, Россия заплатила страшную цену – десятки тысяч исковерканных судеб и тысячи прерванных жизней. И вот теперь все эти жертвы теряли своей смысл, страна отбрасывалась на 2–3 десятилетия назад.

Неразбериха в экономике вела к усилению преступности. Но это мало заботило Хрущёва. Разрушения единой народно-хозяйственной системы СССР ему показалось недостаточно. Был нанесен удар и по другим важнейшим государственным системам. Все под тем же соусом демократизации в 1956 году было ликвидировано союзное Министерство юстиции, а в 1960 году – союзное Министерство внутренних дел, что усложнило координацию органов правопорядка союзных республик. Столь же надуманной и откровенно вредной реформе подверглись также суды. Здесь основной линией децентрализации была избрана передача функций общесоюзных судебных органов в республики.

Завершающий виток хрущевских преобразований в области системы органов власти и управления приходится на 1962–1964 годы. Первоначально реформы этих лет были направлены исключительно на преодоление трудностей в развитии сельского хозяйства за счет усиления контроля над зерновым производством со стороны партийного аппарата (уж партаппарат бы точно повысил урожайность – спору нет! Сам бы в поле пахать вышел!). Однако очень скоро начатые реформы выйдут далеко за первоначально предполагавшиеся рамки и захватят в свою орбиту всю структуру социально-экономической жизни. Как указывает ряд современных исследователей, именно реформы 1962–1964 годов наиболее глубоко выявили все те неустойчивые и спонтанные подходы, которые были столь свойственны хрущевскому стилю руководства. Сутью проводившихся в этот период изменений в сфере управления становится попытка перестройки советских, партийных, профсоюзных и комсомольских органов по производственному принципу.

Соответствующие решения были приняты Пленумом ЦК КПСС в ноябре 1962 года. Отмечалось, что предпринимаемые меры позволят сосредоточиться партии на главных направлениях развития экономики, повысить управляемость советского хозяйства, приблизить руководителей к жизни и повысить их компетентность. В соответствии с этим было постановлено разделить партийные органы на промышленные и сельские. Соответствующей реорганизации были подвергнуты также советские, профсоюзные и комсомольские органы. О природе происходившего дают представление решения XI пленума ВЦСПС. Так, в 5 краях и 69 областях РСФСР, на Украине, в Белоруссии, Казахстане и Узбекистане создавались по два совета профсоюзов, а также по два областных комитета профсоюзов работников просвещения, торговли, государственных учреждений, культуры: одни должны были объединять организации этих профсоюзов в промышленных центрах, другие – на селе.

После реорганизации структуры управления по производственному принципу Хрущёв в своих выступлениях навязчиво пытался превозносить ее «позитивные стороны». Однако на практике реформа дала резко отрицательные результаты. Прежде всего, возникла неразбериха в системе управления, что называется, на всех этажах, в том числе, что было особенно опасно, на самом низовом ее уровне, а именно на уровне конкретных предприятий. На одном и том же заводе или фабрике разные общественные организации могли подчиняться разным вышестоящим органам или, наоборот разные руководящие инстанции пытались руководить дирекцией одного и того же предприятия, присылая сверху противоречащие друг другу директивы. Другим пагубным следствием волюнтаристских нововведений становится разрыв взаимосвязей между промышленными и сельскохозяйственными предприятиями, не случайно уже вскоре после начала реформы промышленные и сельские обкомы, в обход принимаемых в Москве решений, начинают искать пути и формы координации деятельности. Сам факт существования в одной и той же области двух вертикалей власти вел к параллелизму в их деятельности, ощутимому росту чиновничества, бюрократизму, волоките, не менее, чем вдвое, увеличились и расходы на аппарат управления, хотя эффективность работы заметно падала. Авторитет органов власти в глазах населения резко сокращался, о чем свидетельствуют появившиеся в те годы анекдоты, например такой: «Прибегает мужик в обком и жалуется, что его в цехе ударили молотком по голове… “Вам, товарищ, нужно в промышленный обком, а у нас сельский, вот если бы вас серпом ниже пояса, тогда уж к нам.”»

Но и после того как порочность и пагубность реформ управленческого аппарата стала очевидна всей стране, Хрущёв не угомонился. Он вынашивал замыслы разделить на сельские и городские органы милицию. Более того, начал настаивать на реорганизации по принципу «город-село» Комитет государственной безопасности. Семичастный вспоминал:

«Разговоры по этим вопросам были частые и долгие, но я не соглашался и твердо стоял на своем. Возражая против разделения КГБ, я выдвигал все новые и новые доводы.

– Не могу я, Никита Сергеевич, агентов делить на городских и сельских! – убеждал я его. – Вы знаете, что сейчас говорят в милиции?

– Ну-ну? – заинтересованно спросил Хрущёв.

– А вот говорят, что вышло такое распоряжение, что если находят лежащего пьяного, нужно принюхаться, пахнет коньяком – тащи в городское отделение [милиции], самогоном – в сельское.

– Ты все анекдоты свои. – досадливо поморщился он.

– Так анекдоты – это отражение жизни.

Он промолчал, обидевшись. Но так и не успокоился, а продолжал гнуть свою линию».

В завершение разговора о периоде отечественной истории 1953–1964 годов нельзя не сказать также о том, что обычно считается главной заслугой Хрущёва – о его антисталинской кампании. Страна безусловно нуждалась в том, что Хрущёвым было обозначено как «преодоление культа личности Сталина». Общество не могло жить нормально, когда одному и только одному человеку приписывались все победы и поражения. Это порождало такие теневые явления, как инертность масс, неспособность к самостоятельному историческому творчеству, а главное – плодило безответственность. Зачем, например, тщательно выверять линию развития отечественного села, когда в любой момент все недостатки можно списать на «сталинское наследие»? Другое дело, что искренность Хрущёва в этом деле очень и очень сомнительна. Политику действительной, честной десталинизаци проводил не Хрущёв, а его предшественники: Берия и, в еще большей степени, Маленков. То, что осуществлялось Хрущёвым, преследовало лишь одну цель – свалить с постамента образ Сталина и взгромоздить на него пухленький торс самого Никиты Сергеевича. Не случайно роль Хрущёва как самого кровавого палача из местных руководителей в 1930-е годы два десятилетия спустя, уже в период его единоличного правления, тщательно замалчивалась. Более того, имеются свидетельства, что при Хрущёве целыми эшелонами уничтожались документы сталинского периода. Что в них было? Этого никто не знает!

Речь Хрущёва на XX съезде встряхнула все общество, вызвала сумятицу и растерянность. Небезызвестный идеолог перестройки А.Н. Яковлев, который присутствовал на съезде в качестве гостя, впоследствии вспоминал: «Мы спускались с балкона и в лицо друг другу не смотрели. То ли от чувства неожиданности, то ли от стыда или шока». В книге по истории оппозиции в СССР современные авторы отмечают, что такая же гнетущая атмосфера, как правило, царила и на партийных собраниях, где шло коллективное прослушивание хрущевского доклада. Люди приходили, рассаживались, слушали в гробовом молчании, после чего, не проронив ни единого слова, поднимались и сумрачные расходились…