СССР при Брежневе. Правда великой эпохи

Чураков Дмитрий Олегович

Резко политическую направленность имела листовка от 22 февраля 1962 года, которую подготовила небольшая группа бунтарей, называвшая себя «Союзом свободы и разума». Она действовала в Москве с октября 1961 года. В июле 1962 года Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда вынесла ее участникам приговор, присудив им разные сроки заключения. Листовка, о которой идет речь, была размножена тиражом более 350 экземпляров и распространялась по высшим учебным заведениям и промышленным предприятиям. В ней, помимо прочего, значилось:

«Соотечественники, трудящиеся, братья студенты. Товарищи!

Общественный строй нашего государства, фарисейски именуемый демократическим, давно стал и поныне остается реакционным, тоталитарным режимом. Диктатура пролетариата сменилась

политической диктатурой партийного правительства, которое принципиальную верность марксизму подменило некритическим догматизмом. Конституция СССР находится в противоречии с фактическими законами общественной жизни, государственная политика правительства попирает насущные нужды народа, пренебрегает нашими интересами, обуздывает наши естественные желания.

…Риторическое провозглашение построения коммунизма в стране – жертвоприношение советских людей для будущих поколений, логически несостоятельно и не оправдано исторически.

…Мы, организация “Союз свободы и разума”, революционно выступаем на борьбу за возрождение подлинно демократической партии трудового народа, которая должна обеспечивать социальный прогресс Отечеству»¹⁶.

Удивительно, как тональность листовки напоминает тональность антибольшевистских листовок, распространявшихся в 1918 году эсерами и меньшевиками! В них также авторы апеллировали к социалистическим настроениям русских рабочих. Только в обращении группы Горлопанова в качестве идеала предлагались не демократические ценности февраля, а воспоминания о «правильном» или, иначе, «сталинском социализме».

Годом, который по праву можно назвать апогеем «листовочного восстания», становится 1962-й. Пихоя в своей монографии пишет: «В первой половине 1962 года произошел своего рода взрыв массового недовольства той политикой, которая отождествлялась с Хрущёвым». И действительно, в отчете, который в июне 1962 года направили «компетентные органы» в ЦК КПСС, комитетчики рапортовали, что в начавшемся году появилось 7705 листовок и разного рода анонимных писем подстрекательского содержания, что по сравнению с первой половиной 1961 года было в два раза больше. Дело не ограничивалось кустарными листовками антисоветчиков-одиночек: в упомянутой выше аналитической справке та же тенденция роста признавалась и касательно организованных подпольных групп: за весь 1961 год их было выявлено всего 47, а уже за первое полугодие 1962 года – 60¹⁷.

Причиной взрыва народного недовольства становятся очередные антинародные шаги Хрущёва во внутренней политике. 1 июня 1962 года произошло значительное, сразу на треть, повышение цен на мясо и другие продукты животноводства. Слухи о предстоящем подорожании стали распространяться по всей стране еще накануне и вызвали сильное возмущение. Официальная пресса пыталась успокоить растревоженную как улей человеческую массу, – дескать, предпринимаемый правительством шаг остро необходим, неизбежен и крайне выгоден населению. Печатались тенденциозные сообщения, о том, что «многие советские люди одобрительно отзываются о решении партии и правительства, говорят, что это нужное и хорошее мероприятие».

Но людей подобного рода безыскусной «дымовой завесой» и красивыми фразами о «всемерном повышении благосостояния трудящихся СССР» ввести в заблуждение было невозможно. Большинство рядовых тружеников понимало, что причиной вздутия цен были не расходы страны на гонку вооружения, а полный провал сельскохозяйственной политики Хрущёва. Все еще помнили его драконовские меры по уничтожению скота в личных крестьянских хозяйствах, кукурузу в тайге и многое другое. Не успели забыть люди и ежегодные сталинские снижения цен… Аксютин в совей книге о хрущевской «оттепели» цитирует следующие наиболее характерные оценки искусственного скачка цен со стороны населения:

– Наше правительство раздает подарки, кормит других, а сейчас самим есть нечего. Вот теперь за счет рабочих хотят выйти из создавшегося положения (аппаратчик Московского завода углекислоты Азовский);

– Мы от этого мероприятия не умрем, но стыдно перед заграницей. Хотя бы молчали, что мы обгоняем Америку. Противно слушать наш громкоговоритель… (заслуженный артист РСФСР Заславский);

– Все плохое валят на Сталина, говорят, что его политика развалила сельское хозяйство. Но неужели за то время, которое прошло после его смерти, нельзя было восстановить сельское хозяйство? (старший инженер главка «Моспромстройматериалы» Местечкин) и др.

Но Хрущёв категорически отказывался признавать какую-либо вину перед обществом. Семичастный так описывал реакцию своего шефа на происходившее в низах:

«Когда были повышены цены на мясо, я информировал его о повсеместном недовольстве. Он утратил контроль над собой и взорвался:

– А ты что думал? Думал, что будут кричать “ура”? Разумеется, люди недовольны».

Ответ общества не заставил себя ждать. На многих заводах страны пошли разговоры о необходимости защищать свои права, в том числе с использованием надежного, испытанного «оружия пролетариата» – стачек. Соответствующие настроения в те дни были зафиксированы на Магнитогорском металлургическом комбинате, Ивановском хлопчатобумажном комбинате, Минском заводе им. Октябрьской революции, в железнодорожном депо Тамбова и на других предприятиях. Бурлили Одесса, Днепродзержинск, прочие рабочие центры. Образовавшийся нарыв могло прорвать в любой момент и в любой точке Союза. В некоторых городах многолюдные волнения подавлялись вооруженной силой. Так, например, обстояли дела в трех городах Донбасса, охваченных рабочими протестами, – Донецке, Артемьевске и Краматорске. Отрывочные сведения о кровавом характере усмирения протестовавших рабочих имеются об Омске, Кемерово и некоторых других городах Кузбасса. Кроме того, столкновениями с милицией сопровождались выступления рабочих на родине первого Совета рабочих депутатов – в городе Иваново. Там протестные настроения привели к выступлениям рабочих завода сельхозмашин и одной из текстильных фабрик¹⁸. Скудная информация, которой в настоящий момент должны ограничиваться исследователи, не позволяет осветить эти события более подробно. Зато много информации имеется о выступлении рабочих и населения Новочеркасска. В силу некоторых обстоятельств локального характера именно они выступили наиболее решительно против хрущевского произвола. Это был неожиданный и очень сильный удар, всполошивший всю кремлевскую верхушку. Семичастный вспоминал:

«Прошло едва полгода, как я занял кабинет на Лубянке, когда в июне 1962 года произошли трагические события в Новочеркасске. Мы в КГБ, конечно, были готовы к протестам людей, но не такого масштаба. Отказ от работы 20–30 человек из-за пересмотра тарифов и роста цен кое-где наблюдались и прежде… В Новочеркасске же с самого начала обстановка приняла угрожающий характер».

Новочеркасские события до сих пор привлекают повышенное внимание историков и публицистов. В работах таких авторов, как Пихоя, Аксютин, Козлов и др., восстание нашло довольно полное отображение. Поэтому подробно на хронологии случившего в городе останавливаться не будем, лишь в самом общем виде напомним его суть. В Новочеркасске, как и во многих провинциальных городах эпохи Хрущёва, положение с продовольствием было аховым. Невозможно было достать ни мяса, ни мясных изделий. А тут еще подоспела очередная кампания по пересмотру тарифных ставок, которая проводилась без согласия профсоюза и резко снизила заработок рабочих. На таком фоне и пришли известия о серьезном повышении цен.

1 июня рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода в заводском дворе устроили митинг и потребовали, чтобы к ним вышел директор. «Рабочие высказали ему, – пишет Семичастный, – свое недовольство по поводу плохих условий труда и быта, низких заработков. Тот попытался грубо осадить ходоков, стал разговаривать с ними таким барским тоном, что [это] вызвало возмущение людей». Что именно скрывалось под этим чекистским эвфемизмом о «барском тоне», известно из работы журналистки И. Мардарь. На жалобы рабочих, что у них недостаточно средств, чтобы прокормить свою семью и прокормиться самим, директор завода Курочкин высокомерно ответил: «Если не хватает денег на мясо и колбасу, ешьте пирожки с ливером». Поведение директора стало последней каплей, переполнившей чашу терпения рабочих. Грянул взрыв.