СССР. Зловещие тайны великой эпохи

Непомнящий Николай Николаевич

А теперь зададимся вопросом: для чего нужна была Сталину эта оголтелая пропагандистская кампания, зачем ему понадобилось до такой степени взвинтить психологическую ситуацию в стране?

Только из соображений антисемитизма? Не вяжется. Конечно, никаких симпатий Сталин к евреям не испытывал. Но и назвать его патологическим антисемитом никак нельзя. Были евреи и в его ближайшем окружении (Каганович, Мехлис). Мог он, если того требовали политические интересы, обласкать и любого иностранного еврея (Фейхтвангера, например). По выражению П. Судоплатова, Сталина с тем же успехом можно назвать и антимусульманином (от себя добавлю: и анти-кем угодно). Сталин был прежде всего прагматичным политиком, и его отношение к евреям, равно как и ко всем другим, определялось прежде всего политическими целями и интересами, было производным от них.

Даже если предположить, что Сталин решил расправиться со всеми евреями (ну, допустим, выселять их всех в специально для них созданную

автономную область на Дальнем Востоке), то он мог бы сделать это одним движением пальца. И никто бы и не пикнул. Сколько народов было выселено поголовно в места куда более худшие. И ничего. С мировым общественным мнением Сталин и раныие-то особенно не считался, а теперь, в разгар холодной войны, даже демонстративно его игнорировал. Нет, дело не в евреях. Или, во всяком случае, не только в них. Не стал бы Сталин только из-за них затевать такую шумиху, не стал бы палить из пушек по воробьям.

И еще. Вспомним, в каких ситуациях Сталин, сам нерусский, аппелировал к национальному самосознанию русского народа (отложив в сторону всякий там социалистический интернационализм)? Правильно, в самых критических, когда уж очень приспичивало. В разгар войны он призвал русский народ (хотя каждый четвертый фронтовик был нерусским: СССР — страна многонациональная), вдохновляться примером своих великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Что же заставило вождя вновь, пусть и в гротескной форме, обратиться к национальному чувству русских? Какая нужда? И вообще, что побудило Сталина к столь массированной идеологической обработке всего населения? Попробуем разобраться.

Диктовала ли это внутренняя обстановка? Ни в малейшей мере. Это не 20-30-е годы, когда Сталину приходилось вести ожесточенную борьбу за власть с ленинскими соратниками и позарез и в больших количествах требовались вредители и диверсанты. Для поддержания должного порядка вполне достаточно было тех одиночных выборочных расправ, которые регулярно проводились. Была ли такая необходимость перед лицом внешней опасности? Тоже нет. Холодная война шла своим ходом, со своими приливами и отливами, но непосредственной, сиюминутной угрозы, требующей немедленной мобилизации сил, тоже не было. Конечно, какой-то риск был, но вообще-то противная сторона разрабатывала доктрины то сдерживания, то отбрасывания, но никак не внезапного нападения, о чем Сталин не мог не знать. Что же остается? Остается только одно: Сталин сам готовил какую-то глобальную акцию. Какую? А вот какую. Самую что ни на есть глобальную. Сталин хотел начать ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ.

Здесь я должен сделать небольшое отступление и сослаться на мнение двух весьма для меня авторитетных людей. Это известный писатель и драматург, а также популярный телевизионный рассказчик Эдвард Радзинский и автор ряда бестселлеров Виктор Суворов (настоящая фамилия — Резун).

Вообще трудно найти двух людей, столь разительно несхожих и по характеру, и по социальному статусу, и по судьбе. Один — утонченный эстет и любимец публики, при всех властях умудрявшийся сохранять творческую независимость, не вступая в конфликт с ними; другой — кадровый военный и профессиональный разведчик, а затем — перебежчик, заочно приговоренный к смертной казни. Но есть нечто, что объединяет этих людей. Оба они являются блестящими аналитиками, способными по мельчайшим крупицам и деталям, не замеченным другими исследователями, воссоздать картину прошлого события или, по крайней мере, построить убедительную версию. Это качество всегда вызывало у меня и профессиональное, и чисто человеческое глубочайшее уважение. Так вот, эти авторы весьма убедительно и аргументированно показывают, как Сталин, движимый идеей создания Всемирной советской социалистической республики, готовил сначала внезапное нападение на Германию (которое Гитлер упредил), а затем, не удовлетворенный итогами Второй мировой войны, планировал начать третью. Я не буду пересказывать аргументы, приведенные в обоснование такого вывода, а отсылаю читателя к этим авторам (работы которых, помимо прочих достоинств, выполнены в захватывающе увлекательной форме). Скажу лишь о том, какую роль сыграло это для меня лично в моих исследованиях.

Должен сказать, что еще в те времена, когда не было никакой открытой информации, я до многого додумался самостоятельно. Например, для меня давно было ясно, что так называемый Пакт о ненападении — это не что иное, как сговор с Гитлером о разделе Европы. Для такого вывода достаточно было сопоставить даты нападения Германии на Польшу и присоединения к СССР Западной Украины и Белоруссии (сентябрь 1939 года, буквально через несколько недель после подписания Пакта) или некоторые другие факты. Но многое продолжало оставаться для меня загадкой. Так, я никак не мог понять, зачем Гитлеру в 1941 году понадобилось напасть на СССР. Каким бы психопатом и кретином он ни был в изображении нашей официальной пропаганды, не мог же он не видеть, что уже достаточно увяз в войне с Англией, которая все более начинала принимать затяжной характер.

В этих условиях второй фронт Германии был совершенно ни к чему. Чтобы понять это, вовсе не обязательно быть великим стратегом.

Никак не убеждало официальное объяснение, что Гитлер пошел на это, движимый исключительно ненавистью к социалистическому строю. Терпел он этот строй не один год, мог еще пару лет потерпеть, пока не управится (как он считал) с Англией. И только когда я прочел «Ледокол» Суворова, все встало на свои места, стало простым и понятным. У Гитлера просто не было другого выхода. Спасаясь от занесенного со спины сталинского топора, он вынужден был нанести удар первым.

Или еще. Также неясным было для меня, почему Сталин так упорно игнорировал все донесения и сообщения о готовящемся Гитлером нападении. Уж в чем, в чем, а в излишней доверчивости «вождя народов» упрекнуть было никак нельзя. Не был он настолько наивным, чтобы безоглядно доверять такому человеку, как Гитлер, цену которому он хорошо знал. И опять же все становится ясным и понятным, если исходить из версии Суворова. У Сталина тоже не имелось никакого другого выхода. Перестраивать на оборонительный лад изготовившиеся к прыжку войска уже не было ни времени, ни технической возможности. Нужно было продержаться буквально несколько недель, любой ценой ввести в заблуждение Гитлера, заверяя его всеми средствами в своих мирных намерениях (отсюда и приказы типа «не поддаваться на провокации», «не открывать огонь» и т. п.). Но Гитлер оказался шит не таким уж лыком, он разгадал замысел Сталина и нанес упреждающий удар.

Но вернемся к нашему расследованию. Если исходить из того, что Сталин планировал начать третью мировую войну (а я считаю эту версию вполне обоснованной), то из этого можно сделать как минимум два вывода. Вывод первый: ближайшее окружение Сталина такой вариант никак не устраивал. Сталина с чисто психологических позиций понять можно. Годы идут, а историческая задача, завещанная коммунистическими пророками, — победа социализма во всемирном масштабе — так и не выполнена. С другой стороны, момент достаточно удобный. Советский Союз вооружен до зубов, в том числе атомной бомбой. Накоплен колоссальный военный опыт. Собственно, специальной военной подготовки и не требуется.

Но сталинским соратникам такие честолюбивые устремления были совершенно чужды. Мечты о Всемирной социалистической республике их меньше всего занимали. Они были готовы довольствоваться тем, что есть (а может, даже и меньшим — предлагал же Берия отказаться от ГДР, что потом явилось одним из пунктов обвинения на его процессе). Дай бог переварить уже захваченное. И еще. Как здравомыслящие политики, они отчетливо понимали, что в грядущей термоядерной войне победителей, скорее всего, не будет. И опять же — эта тенденция блестяще реализуется в дальнейшем. Хрущев (отдадим должное его смелости) открыто откажется от классического марксистского постулата — утверждения социализма насильственным, вооруженным путем — и провозгласит принцип мирного сосуществования двух систем. Какой бы крамолой это ни звучало на первых порах для марксистско-ленинского уха, этот принцип не только прижился, но и даже под сомнение никогда и никем не ставился. Разные судьбы постигли хрущевские начинания — одни были официально осуждены и отменены сразу же после его смещения, другие незаметно были спущены на тормозах. Но лозунг мирного сосуществования оставался незыблемым при всех преемниках Хрущева, несмотря на все зигзаги внешней политики. А значит, он родился не на пустом месте. Значит, такой настрой был уже при жизни Сталина (во всяком случае, у наиболее реалистично настроенных его соратников). А если это так, то такое намерение Сталина было уже достаточным стимулом для созревания заговора с целью его устранения. Перспектива сгореть в пламени термоядерной войны его приближенных совершенно не устраивала.

И вывод второй. Если это так, если Сталин действительно решился на развязывание новой мировой войны, то тогда акция по смещению и отстрелу всего старого его окружения становится не только еще более вероятной, но и практически неизбежной. Не мог Сталин пойти на такое дело со старой командой. Слишком много они про него знали. Они знали, как жестоко Сталин был обманут Гитлером, видели его растерянность и даже панику в начале войны. Были свидетелями других крупнейших военных промахов и поражений. Поэтому все эти россказни о «величайшем военном гении» Сталина, его гениальной прозорливости и проницательности и т. д. ит. п., - все это было не для них. Это «простой советский человек» мог поверить учебникам истории, где утверждалось, что именно в результате гениального сталинского предвидения наши войска отступали до самой Волги, чуть ли не специально заманивая врага в глубь страны, оставляя за собой выжженную землю. Ближайшее сталинское окружение такими баснями кормить было невозможно. Поэтому оставалось одно — избавиться от него (а заодно установить в стране атмосферу жесточайшего террора и страха). Здесь уместна определенная аналогия с уничтожением «ленинской гвардии». Те тоже знали подлинную историю революции не понаслышке. Теперь Сталину потребовалось второй раз уничтожить свидетелей Истории.