СССР
Шрифт:
Рычев неопределенно мотнул рукой и жестом попросил продолжать. Я человек послушный.
– Помните, вы как-то спрашивали, не жалею ли я, что попал в Союз? Я тогда сказал, что не жалею – и, по-моему, не объяснил. А теперь пора, наверное, объяснить. Есть такое пошлое выражение: что-то там – девушка, работа, пивбар – это, типа, лучшее, что у меня было. Так вот Союз – это не лучшая вещь, которая у меня была в жизни. Это просто жизнь. Правильная жизнь. Мак Саныч, я очень благодарен вам за то, что она у меня есть. И сделаю все, чтобы, с одной стороны, она была у меня и впредь. А с
– Завидую твоему оптимизму, – сказал Рычев.
Я пожал плечами:
– Понятно, что сейчас вам не до того. Но ничего ведь не кончилось, вы сами понимаете. Это не поражение, а отступление. Вернее, как это лет сто назад говорили – выравнивание линии фронта. Выровняем, оглянемся – и обнаружим, что мы вернулись и все нам рады. Вот над этим способом нам и надо поработать. А вас мы все равно будем ждать. И будем счастливы дождаться. Говорю ж, я в вашу честь сына Азаматуллой назвал.
Рычев на шутку не повелся, а ведь обычно почти хохотал над нею. Медленно, чуть ли не покряхтывая, встал, отодвинул стул и, неуверенно улыбнувшись, сказал:
– Нет, ребят. Уж давайте как-нибудь без меня.
– Мы будем счастливы дождаться вас, – повторил я.
Рычев кивнул, пожал мне руку, резко развернулся и пошел к выходу, к людскому морю, волновавшемуся в ожидании того, кто подтвердит, что все хорошо и под контролем.
А я, чуть подождав, пошел к отползшему от этого моря островку, который предпочел выйти из-под контроля, чтобы все было хорошо.
До вечера и начала экспедиционной оккупации надо было забить оба подвала резервными батареями, которые еще предстояло вытащить и привезти со склада третьей площадки.
Зиму обещали лютую и долгую.
5
Ступай отсель! Разорван наш союз!
– И куда вы теперь?
– И увезут меня туда, где суждено остаться, где от разлуки застывает кровь.
– Я должен узнать цитату?
– Хм. Ну, удиви старика.
– Вертинский. Нет? Ну, Окуджава. Хотя на самом деле на Козьму Пруткова похоже.
– Достаточно. И этого человека я кормил ирисками.
– Не кормили вы меня ирисками, Максим Александрович, это леденец был, у меня горло болело. Ладно, я не об этом. Вы всерьез не соглашаетесь на наше предложение?
– Миша, я согласился, кажется, вообще на все предложения, которые вы мне сделали. Хоть каплю гордости мне оставьте. На развод.
– Да ладно, на все вы согласились. А мы в таком случае вообще... Честно говоря, так нас давно не нагибали.
– Боже мой, Миш, ну в чем вы нагнулись? Вы хотели целиковые технологии – вы их получили, от рабочего чертежа до схемы логистики. Вы хотели всех авторов в функциональном состоянии – получили. Хотели весь производственный цикл вместе с рабочими и складскими остатками – получили. Хотели, чтобы Союза не было, ни в каком виде, – пожалуйста, голый пустырь.
– С двумя зданиями посередке.
– Как приняли, так и сдаем.
– Принимали одно вроде, и без наворотов вокруг и на крыше.
– Считай, что это компенсация за шахту. Или ты хочешь, чтобы мы время еще и на демонтаж того, что не вывезешь, тратили? Я понимаю, это в отечественных традициях: до обеда яму роем, после обеда закапываем. Но может, без лютого маразма обойдемся?
– А почему здание не пустое?
– Ну, во-первых, мы и принимали не пустое – там вообще-то трехсменная бригада шахтеров была. Остается-то сильно меньше. Во-вторых, мы вроде договаривались.
– Договаривались просто о людях – мы думали, хантов местных подселите. А у вас топы остаются, на местных жителей не сильно тянут.
– Ну почему же. Если приглядеться...
– Максим Александрович, я помню, что вы замечательно остроумный человек. А вы, наверное, помните, что у меня чувства юмора нет.
– Оно хорошее, только хромает.
– Н-ну да. Вот вечно вы меня сбиваете. Чуркан, допустим, что там делает?
– Он не чуркан... Впрочем, ладно. Живет с семьей, насколько я понял, у него идея-фикс ребенка в чистом воздухе вырастить. Вот и устроил зимние каникулы для узкого круга.
– М-да. Дауншифт затягивает. У нас ведь на него совсем другие виды были.
– Миш, ну погодите уже. Пусть отдохнет человек. Силком вы его в сортир сходить не заставите, даже если ему приспичит. Вы уж поверьте.
– Да мы уж убедились, что у вас все вязкие, как это самое.
– Значит, он так ничего и не сказал?
– Да какая уже разница?
– Значит, совсем ничего. Я все-таки прав был.
– Вы о чем сейчас?
– Да о своем, стариковском. Когда он выходит?
– Вы как будто торопитесь, Максим Александрович. Не надо торопиться.
– Миша. Мы со своей стороны сделали все, что обещали. От вас того же ждем.