Стадион
Шрифт:
Видимо, эта короткая сценка не осталась незамеченной зрителями: на трибунах заговорили, зашумели, захлопали.
Диктор назвал фамилию Волошиной, и она, не поняв причины оживления и аплодисментов публики, снова взяла диск. Перед ней, в зеленой дали поля, алел маленький флажок, который она столько раз переставляла все дальше и дальше; она взглянула на него и вошла в круг.
Стадион разразился такими бурными, такими восторженными рукоплесканиями, что, даже не глядя, куда упал диск, Волошина поняла: установлен новый рекорд.
В последнее время она все чаще вспоминала о том, что ей уже тридцать семь лет, и радостно было лишний раз убедиться, что не ушла еще ее молодость, ее сила. Она подумала о том, как обрадуется Толя, ее сын, когда узнает из газет о новом рекорде, и улыбнулась. Он так гордится своей матерью, этот будущий моряк! И каждый раз, устанавливая новый рекорд, она вспоминала прежде всего о нем, и всегда в такую минуту ей особенно остро хотелось сейчас же, немедленно увидеть его родное, совсем еще детское лицо, услышать молодой, еще ломкий и неуверенный басок.
— Ну, теперь–то мы можем ехать? — обратилась Эрика к Майеру.
— Ты меня извини, — торопливо сказал он, — я сейчас вернусь. Подожди меня тут.
Он быстро встал и, пробираясь через ряды, направился к раздевалке. Эрика проводила его удивленным взглядом.
— Разрешите сесть? — раздался вдруг голос рядом с нею.
— Место занято, — ответила Эрика и подняла глаза.
Перед нею стоял юноша в коричневом тренировоч–ном костюме. Веселые темные глаза его пристально смотрели на девушку. Мокрые волосы — он, видимо, только что принимал душ — блестели, так тщательно их пригладили щеткой. Юноша говорил по–немецки с едва заметным акцентом, и Эрика безошибочно угадала в нем венгра.
— Разрешите присесть, — настаивал юноша, — когда вернется ваш спутник, я сразу уступлю ему место.
— Вы всегда так охотно уступаете свое место? — сказала вдруг Эрика, сама удивляясь появившемуся у нее задору, и совсем уже неожиданно для себя добавила: — Садитесь.
— Спасибо, — сказал молодой венгр, садясь, — отсюда прекрасно видно. Давайте познакомимся — вас я знаю, а меня зовут Тибор Сабо. Откровенно говоря, я не думал вас тут встретить.
— Почему? Надо изучать возможных противников, — повторяя слова Майера, ответила Эрика.
— Вот как! Это, конечно, правильно. — Тибор добродушно расхохотался, и Эрика почувствовала, что он ей нравится и вместе с тем почему–то раздражает ее.
— Скажите, — продолжал Тибор, — вы, наверное, очень любите спорт?
— Нет, — вырвалось у Эрики так искренне, что Тибор сперва растерялся. Он хотел было что–то спросить, но девушка опередила его. — Нет, нет, я шучу, — поспешно сказала она, словно оправдываясь. — Конечно, я очень люблю спорт. Как же иначе! Смотрите, смотрите, старт на полторы тысячи!
Тибор понял, что ей хочется переменить тему разговора, и замолчал. Эта девушка привлекала его, как никто еще, — вот ведь как странно, иногда и не поймешь, почему человек тебе так нравится. «Однако, — подумал он, — пожалуй, лучше уйти — видимо, моя собеседница чем–то огорчена или взволнована». Он поднялся.
— Куда же вы? Посидите, — остановила его Эрика и засмеялась. — Только познакомились — и вы уже уходите!
— Я, видите ли, страшно боюсь вашего спутника, — тоже рассмеялся Тибор.
– — Можете не бояться, — равнодушно заметила Эрика.
Эрвин Майер в это время подходил к задней стороне трибун, где собралась большая группа спортсменов. То и дело слышалось имя Волошиной, и сама она, сияющая от радостного возбуждения, вовсе не спешила скрыться в раздевалке.
Ольга Коршунова стояла поодаль: к ней–то и направился Эрвин Майер.
— Разрешите представиться, — сказал он, ласково улыбаясь, — я немецкий журналист Эрвин Майер, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, — ответила Ольга, внимательно глядя на Майера. У нее была привычка во время разговора пристально смотреть в лицо собеседника.
— Чем вы еще занимаетесь, кроме спорта?
— Учусь в институте в Москве.
— Давно?
— Я уже на третьем курсе.
— Вы получаете стипендию?
— Да.
— И большую?
— Триста пятьдесят рублей.
— Немного.
— Мне хватает.
Ольга отвечала коротко, почти резко. Этот красивый, любезный человек был ей неприятен, а почему— она и сама не знала.
— Еще один вопрос, — совсем сладко улыбнулся Майер. — Когда вы рассчитываете установить мировой рекорд?
— Этого я еще не знаю.
— Но надеетесь?
— Да.
— Очень вам благодарен. — И Майер, довольно усмехаясь, отошел от Коршуновой.
Она проводила его пристальным взглядом серо–синих глаз, потом взглянула в сторону Волошиной, к которой подходила Софья Карташ, один из тренеров советской команды.
— Смотрите–ка, нашей Олей уже журналисты интересуются, — с усмешкой сказала она, обращаясь к Волошиной. — Они хорошо знают, где пахнет жареным, журналисты.
Ольга Борисовна вздрогнула. Она ясно поняла смысл этих слов.
— Между прочим, жареным еще не пахнет, — отрезала она.
Разговор прервался — к ним подошла Нина Сокол в сопровождении венгерской спортсменки Илоны Сабо.
— Уже подружились? — весело окликнула их Волошина.
— Да, мы очень хорошо подружились, — коверкая русские слова, ответила Илона и расхохоталась, но вдруг оборвала смех. — Нина' смотри, — шепнула она.
Мимо проходили Эрика Штальберг и Эрвин Майер.