Сталь и шлак
Шрифт:
— Как скоро? Ведь он только недавно, дней двадцать, как прибыл сюда.
— Разве это называется недавно? Для военного времени двадцать дней — большой срок. Здание начали строить еще в первые месяцы войны.
Макаров вспомнил, что по приказу наркома чертежи стана со специальным нарочным были отправлены на восток незадолго до остановки завода.
— Стан уже на фундаменте. Одновременно закапчиваем здание и монтаж вспомогательных механизмов. А вы говорите — недавно. — Главный инженер с упреком поглядел на Макарова и взял в руки приказ о его назначении.
— Это
— При том положении с газом, какое у вас здесь, большего добиться трудно, — заметил Макаров.
— Не спешите заранее расписываться в своей несостоятельности, — твердо сказал Мокшин, — газа скоро прибавится.
— Откуда? — не унимался Макаров. — Откуда? Батарею на химзаводе окончат не скоро.
— Вы уже и там успели побывать, в тылу? Положение с газом улучшится, это я вам говорю. — Мокшин, взяв приказ, отправился к директору.
Ротов по-прежнему никого не принимал и довольно хмуро взглянул на приказ.
— Скажите ему, пусть не спешит. Я еще буду говорить с наркомом, — произнес он.
— Вы думаете, это изменит ход событий?
— Нет, приказ отменен не будет, — сознался Ротов, — но я хочу, чтобы нарком понял: я не люблю назначений через мою голову. За завод отвечаю я, и людей назначаю я.
— Я вас не понимаю, — холодно сказал Мокшин. — К нам приезжают первоклассные инженеры, многие из них лучше наших работников знают свое дело, а мы их ставим черт знает куда. Вот, например, Нечаев…
— Вашего хваленого Нечаева я и с отделочного пролета выгоню, — зло сказал Ротов, глядя в окно. — Приезжают большие люди, — усмехнулся он, — приехали и уедут. Они, как залетные птицы, укрылись от бури, от военной стужи. Буря стихнет — и опять потянутся на юг, как журавли. А нам с вами работать с кем? Опять с маленькими? Ну как вы тогда будете назначать Григорьева на старое место? Пойдет он? Нет, у него самолюбие есть. Вот мы и останемся и без больших, и без маленьких. Надо беречь свои кадры, они здесь выросли, их отсюда помидорами не выманишь. Уж лучше маленькие, но свои. По крайней мере, знаешь, кто чего стоит, кто что может, на кого и как нажать.
— Не согласен, — пробасил Мокшин, — совершенно не согласен. Война может затянуться…
Ротов даже встал из-за стола. Как они были не похожи друг на друга — большой, немного грузный директор и щупленький, узкий в плечах главный инженер.
— Вы что, пять лет воевать собрались, что ли? Хорошие настроения у технического руководителя такого завода, как наш!
— Война может затянуться, — не обращая внимания на обидную реплику, басил Мокшин, — и мы обязаны использовать людей в меру их сил и возможностей. А Нечаев? Он работал на заводе с таким же оборудованием, как и наше, и знает не меньше, чем любой из наших начальников
— А завалил работу. Знать и уметь — это разные вещи. Ну, хорошо, скажите новому начальнику: пусть день-два подождет приступать к работе, надо же Григорьеву подобрать должность. Я назначу его главным сталеплавильщиком. И он будет доволен, и нарком меня поймет.
— Вы забываете одно, — тем же спокойным баском отчеканил Мокшин, — я отвечаю за работу завода наравне с вами, даже больше. Больше, — повторил он. — Главный инженер отвечает за технические кадры. Я сегодня же буду писать наркому о вашем отношении к приезжим. — Он повернулся и неторопливо вышел.
Мокшин часто покидал этот кабинет с неприятным осадком в душе, но он всегда умел сдерживать себя. Только однажды за год совместной работы, узнав, что директор отменил распоряжение о чистке газопровода, даже не поставив его, Мокшина, в известность, он влетел в кабинет и в присутствии командиров производства, пришедших на совещание, спросил в упор:
— Я главный инженер на заводе?
— Что-о? — удивился Ротов.
— Я спрашиваю вас: я главный инженер?
— Да, вы главный инженер.
— Если это так, то вы в мои дела не вмешивайтесь. — И ушел, чтобы не наговорить больше.
После этого эпизода работать с директором стало немного легче. Но все же приходилось вести постоянную борьбу, отстаивать свои взгляды, убеждать, и Мокшин никогда не мог понять, чего больше у Ротова — воли или упрямства.
«Что же так быстро избаловало его? Неужели успехи завода за эти короткие месяцы войны? — размышлял Мокшин, возвращаясь к себе в кабинет. — Да и только ли завода? Он фактически и хозяин города. Ведь все, что построено в городе, принадлежит заводу. Трамвай подчинен специальному цеху, улицы асфальтировал цех благоустройства, аллеи и парки насаждал цех озеленения. И председатель горсовета обычно приходит к директору завода не как хозяин — требовать, а просить».
— Директор предлагает вам дня два отдохнуть, — сказал Мокшин дожидавшемуся его Макарову. — Как вы устроились? Семья здесь?
— Здесь, — сдержанно ответил Василий Николаевич, уловивший по настроению Мокшина, что назначение его на место Григорьева принято с неохотой.
— Вот это хорошо, — обрадовался Мокшин, — я сам прожил здесь без семьи полгода, жена не захотела уезжать из Свердловска, свердловчане мы оба… Тяжело, когда голова здесь, сердце там, а душа пополам. — И он улыбнулся доброй улыбкой.
— Если я здесь не нужен, я не настаиваю, — со свойственной ему прямотой заявил Василий Николаевич, поднимаясь с кресла.
— Вы очень нужны, — неожиданно сурово произнес Мокшин, — и будете работать здесь.
16
Вадимка быстро поправлялся, розовел, и когда Макаров вглядывался в лицо жены, измученное и желтое, ему казалось, что болен не мальчуган, а она — и притом неизлечимо…
Прошло два дня после разговора с Мокшиным, но никто не вызывал Макарова на завод. Елена нервничала, а Василий Николаевич в сотый раз бранил себя за привычку обо всем ей рассказывать.