Сталь и шлак
Шрифт:
— Да ты что, гнездо вить собрался, что ли, как воробей? — удивленно спросил сливщик.
— Гнездо, Семен, гнездо. На том свете мягче будет, — ворчливо ответил старик.
Гудела топка, ровно бурлил мазут в цистерне, а Иван Пафнутьевич все подбрасывал и подбрасывал уголь. Потом обошел паровоз, залил смазку в буксы, зачем-то постучал пальцем по цилиндру.
Закончив свои дела, сливщик снова пришел к старику.
— Пойду подремлю в брехаловке, — сказал он. — Как только разогреешь цистерну — разбудишь. — Он ушел, вытирая паклей
После двенадцати ночи Иван Пафнутьевич пощупал цистерну: она была горяча.
Старик заторопился, отключил паровоз, машинально протянул руку к свистку, но вовремя спохватился и выругался. Положил руку на регулятор и с бьющимся от волнения сердцем начал медленно открывать его.
Паровозик не двигался.
«Неужели не пойдет?» — с ужасом подумал старик и резко нажал регулятор.
Паровозик рванулся и покатился по рельсам.
В первый раз за всю свою долгую жизнь машинист отправился в путь, не подав сигнала.
Остановиться, перевести стрелку, подъехать к цистерне и набросить сцепление было делом нескольких минут.
«Кукушка» медленно потащила цистерну по заржавленным заводским путям.
Подъехав к асфальтовой дороге, Иван Пафнутьевич дал самый тихий ход, выскочил из будки и открыл люк. Горячий мазут ровной струей ударил в асфальт, заливая гусеницы ближайших танков, разливаясь, как вода.
Машинист залез на паровоз и повел его вдоль танковой колонны.
Когда показались последние танки и цистерна успела опорожниться, старик дал задний ход и повел паровоз обратно.
Сунув в топку приготовленный заранее факел, он поджег сложенную кучей обтирку и начал выбрасывать горящую паклю на дорогу.
Пламя обжигало ему руки, обгорела борода, слиплись ресницы, а он все ехал и бросал паклю, думая только о том, чтобы никто не помешал ему доехать до конца колонны.
Там, откуда двигался паровоз, уже полыхала широкая огненная река, освещая мертвые кауперы, трубы, домны.
У проходных ворот послышались крики, свистки, выстрелы. Начали сбегаться полицаи и гитлеровцы.
Вдруг у начала колонны что-то взорвалось и со свистом полетело вверх. Это рвались бензобаки. Все сбежавшиеся хлынули назад.
Иван Пафнутьевич отъехал от колонны и выглянул из будки. Танки горели. Тогда обожженными до костей руками он рванул регулятор до отказа, дав полный пар.
Паровозик, толкая пустую цистерну и быстро набирая скорость, понесся по рельсам.
Старик закрыл глаза и подставил холодному ветру обожженное лицо.
На минуту ему показалось, что он ведет свой паровоз в обычный рейс. Но только на минуту. Цистерна сбила тупик и врезалась в заводскую стену. Воробьев ударился головой о топку и потерял сознание.
14
На другой день после диверсии, рано утром, Крайнева вызвал к себе фон Вехтер. Уже подходя к двери, Сергей Петрович услышал бешеную ругань. Войдя в комнату, он увидел разъяренного фон Вехтера
— Ви надо повесить! — кричал фон Вехтер, тыча пальцем в сторону Смаковского. — Партизан зажигаль танки, а ви спаль, ви ему помогаль! Ви есть езель, осель! — И указал рукой на дверь. — Вон, шнеллер, вон!
Смаковский ушел, а фон Вехтер набросился на Крайнева:
— Что ви думать в своей голова? Что ви будет теперь ремонтировать? — И он со стоном упал в кресло.
— Я думаю, что было глупо оставлять танки без охраны, — невозмутимо ответил Крайнев и, не ожидая приглашения, сел в кресло.
— А ви зашем? — снова закричал на него фон Вехтер.
— Я начальник механического цеха, — с удовлетворением возразил Крайнев, — мой участок в полном порядке. Завтра пускаю цех.
Теперь он готов был пустить цех хоть сегодня. Для того чтобы убрать с шоссе все танки, потребуется не меньше недели. Из окна кабинета Крайнев видел, как два трактора, цепляясь друг за друга гусеницами, волочили по земле сгоревший, изуродованный танк.
Немцы начали разговаривать между собой, а Сергей Петрович рассматривал стол фон Вехтера. Здесь все сохранилось, как при Дубенко. И письменный прибор с чернильницами в виде сталеразливочных ковшей, и миниатюрная изложница для ручек и карандашей, и фигура сталевара. Даже графин на маленьком столике рядом был тот самый, из которого Дубенко, разгорячившись на рапорте, наливал себе воду.
Сергей Петрович так глубоко задумался, что даже вздрогнул, когда фон Вехтер обратился к нему снова.
— Я хочу вам задать вопрос, — сказал фон Вехтер. — Ви ошень любил свой сын?
— Очень, — ответил Сергей Петрович, соображая, что же последует дальше.
— Почему ви его отвез на Урал?
— Разве можно было подвергать опасности ребенка? Были бомбежки, ожидались большие бои за город. А Урал — это так недалеко. Немецкие войска скоро будут на Урале, он сдастся без боя. Поеду и заберу.
— Почему ви ушель от ваша жена? — снова спросил фон Вехтер. — Она карошая, она хочет нам помогать.
— Я ее уличил в измене, — сообразил Сергей Петрович и обрадовался, что так ловко у него получилось.
Немцы переговорили между собой.
— Ви назначен нашальник русской охрана всего завода, — торжественно сказал фон Вехтер. — Теперь ви будете отвечать за все своей головой. За все. Ви поняль?
— Я понял, — ответил Сергей Петрович, с трудом сдерживая радость. — Я сделаю все, что в моих силах. Но мне нужно завтра же осмотреть электростанцию.
Услышав это слово, немец, сидевший у стола, насторожился и долгим взглядом посмотрел на Крайнева. Сергей Петрович и на этот раз не понял выражения его глаз, но ему стало как-то не по себе.