Сталин: арктический щит
Шрифт:
30 марта теперь уже вице-адмирал повторил лекцию. Теперь говорил лишь о части выдвинутой программы, которая предельно четко выразилась в самом названии доклада — «К Северному полюсу — напролом!». На ту же тему выступил еще дважды. 7 апреля — в Морском собрании, перед флотскими офицерами, и 8 мая — в Русском географическом обществе.
Подготовив таким образом общественное мнение, С.О. Макаров начал действовать. По его просьбе Д.И. Менделеев, пользовавшийся большим весом у властей предержащих, посетил С.Ю. Витте. Рассказал ему о замысле вице-адмирала и передал просьбу того о личном свидании. Встреча двух людей, заинтересованных в скорейшем освоении Арктики, ее всемерном использовании в интересах и на благо страны, состоялась 29 мая.
Требуемый документ Макаров готовил вместе с Менделеевым, более сведущим в составлении казенных бумаг, великолепно знавшим, что и, главное, как в них надо излагать. Вторая встреча Витте и Макарова состоялась уже в начале июня. Перед ней, как отметил для себя в дневнике вице-адмирал, Сергей Юльевич «обстоятельно ознакомился с печатным отчетом о моей лекции и при свидании поставил мне лишь несколько вопросов. Он пришел к такому заключению, что, прежде чем что-либо предпринять, полезно, чтобы я побывал в Карском море и ознакомился с состоянием пути на Обь и Енисей»36. Витте не только посоветовал совершить полярное плавание, но и организовал его. Выхлопотал у морского министра для Макарова продолжительный отпуск, снабдил его необходимыми средствами.
1 июля С.О. Макаров прибыл в Стокгольм, где поспешил встретиться с А. Норденшельдом и обсудил с ним детали своего проекта. Услышал от опытнейшего полярника, что тот «не видит причин, почему бы льды Ледовитого океана нельзя было разбивать посредством сильных ледоколов», получил преподробнейшую информацию о самих льдах Арктики37. Затем Макаров направился в Хаммерфест, откуда совершил вояж к Шпицбергену. Ему очень повезло. Капитаном парохода «Лофотен», на котором он впервые вышел в арктические воды, оказался Отто Свердруп. На борту Макаров записал в дневник: «Ежедневно разговариваю со Свердрупом о плавании с ледоколами в Ледовитом океане и более, более убеждаюсь в полной возможности их»38.
Возвратившись в Хаммерфест, Макаров обнаружил в порту судно Архангельско-Мурманского срочного пароходства «Иоанн Кронштадтский», предоставленное в его распоряжение Витте. На нем и отправился 29 июля, вместе с торговым караваном, следовавшим из Англии, к устью Енисея. Рейс оказался благоприятным и потому коротким. Цель была достигнута через две недели. Оттуда, через Красноярск, Макаров вернулся в Петербург и незамедлительно представил С.Ю. Витте отчет о поездке. Он-то и оказался решающим. Министр окончательно одобрил проект, но предложил для начала построить только один — опытный — ледокол. Тщательно испытать его и лишь затем приступать к строительству других.
Тогда же обозначилась и первоочередная задача: с помощью ледоколов наладить постоянные плавания в Карском море. Министр финансов, отвечавший и за развитие торговли, больше не медлил. 14 ноября 1897 года представил Николаю II докладную записку Макарова и получил резолюцию — «Согласен»39.
Первый ледокол, который загодя, по предложению Витте, назвали «Ермак», заказали фирме «Армстронг — Уитворт», имевшей верфи в Ньюкасле. All мая, не дожидаясь спуска судна на воду, Макаров и Менделеев подали Витте новую докладную записку — «Об исследовании Северного Ледовитого океана во время пробного плавания «Ермака». Отметили, что «невозможно сразу начать дело полностью, ибо нужна организация, связанная с доставкой грузов к Екатерининской гавани и от устья рек Енисея и Обь вверх по этим рекам». И потому предложили: «Первое лето в Ледовитом океане — пробное. Главнейшая задача, которую предстоит решить, заключается в исследовании самого ледокола применительно к полярным льдам и определении, в какое время ледокол может сделать свой первый рейс через Карское море к устьям Оби и Енисея. Кроме этих задач, есть еще одна весьма важная, заключающаяся в изучении и исследовании
19 февраля 1899 года на «Ермаке» подняли русский торговый флаг, два дня спустя он покинул Ньюкасл, а 4 марта пришвартовался в Кронштадте. Теперь следовало окончательно определить цель его пробного плавания и маршрут. Сам С.О. Макаров вроде бы не отказался от первоначального намерения начать «с работы в Карском море и проливах, к нему ведущих, и изучения льдов в более возвышенных широтах». Департамент торговли и мануфактуры, на бюджетные средства которого построили ледокол, неожиданно предложил иную, более широкую программу — «исследование и подробное изучение северо-восточного пути в Тихий океан через Карское море и Берингов пролив»41. То есть счел необходимым, чтобы «Ермак» повторил плавание Норденшельда на «Веге».
В возникшем было споре министр финансов поддержал не своих подчиненных, а Макарова. Ведь позиция того отражала их совместный, ранее детально согласованный план. 4 июня «Ермак» вышел в пробное плавание.
Ледокол обогнул Скандинавский полуостров, но далее взял курс не на восток, к Карскому морю, как и договорились еще в Петербурге, а на север, к Шпицбергену. Уже на пятый день обнаружили серьезнейшую неисправность — начали расходиться швы обшивки, а потому и направились в Ньюкасл. После небольшого ремонта 14 июля «Ермак» возобновил плавание, но снова взял курс на Шпицберген. Только теперь стало понятно, что С.О. Макаров пренебрег всеми договоренностями и решил вести судно к Северному полюсу: добиться того, о чем он как бы невзначай говорил в лекции два года назад. Однако и в этом рейсе его постигла неудача. Ледокол получил опасную пробоину, и его пришлось вернуть в Ньюкасл уже для капитального ремонта.
Столь вызывающее изменение маршрута, подтверждавшее нежелание Макарова совершить хотя бы разведочное плавание в Карское море, восстановило против него не только давних противников, но и тех, кто всегда горячо защищал его.
Миновало два года. Все это время перестроенный «Ермак» занимался рутинной работой — проводкой зимой судов через Финский залив. С.О. Макаров, видимо, решил, что все его прошлые неудачи если и не забыты окончательно, то сгладились в памяти. И потому он 4 марта 1901 года обратился к С.Ю. Витте так, словно делал это впервые.
«В настоящее лето, — писал вице-адмирал, — «Ермак» во всяком случае может заняться исследованиями на Далеком Севере, и по моему мнению, надо попробовать его в тех же условиях, в каких об работал прежде, возложив на него поручение обследовать места к северу от Шпицбергена. Там должны быть новые, не открытые еще земли, которых никто, кроме «Ермака», достичь не может. Земли эти надо описать и присоединить к владениям Его Императорского Величества.
Кроме того, Новую Землю вокруг никто не обходил, между тем гидрографы, работавшие в тех местах, предсказывают, что во многих случаях путь вокруг Новой Земли легче, чем через Югорский Шар. Также нужно обследовать Карское море в северной и западной частях, к чему не приступали»42.
Министр финансов, получив впервые столь искренний план, не стал спешить с ответом, переслал полученное от Макарова обращение тем, кто мог и обязан был дать компетентный совет. Но оказалось, что рецензенты за два года ничуть не изменили своего отношения к идеям вице-адмирала. Так, директор департамента торговли и мануфактур В.И. Ковалевский воспользовался оказией, чтобы разразиться гневной филиппикой: «Существуют ли какие-либо серьезные основания даже предполагать, что ледокол «Ермак», перестроенный для иного назначения, исполнит его? Что изыскания его в Ледовитом океане прибавят что-либо новое к тем, которые уже совершены? Что не хватает только русского ледокола на свободном поприще арктического спорта, и что этот ледокол разрешит тайну полюса?..