Сталин. Жизнь одного вождя
Шрифт:
Между тем в Советском Союзе сформировалось несколько поколений людей, воспитанных либо на догмах сталинской пропаганды, либо на традициях половинчатой хрущевской десталинизации. Именно эти две линии столкнулись в годы горбачевской перестройки. Предложенное в то время возвращение к Хрущеву не могло в полной мере способствовать преодолению мифа Сталина. Новые возможности появились после открытия архивов в начале 1990-х годов. Документы углубили и в чем-то изменили многие представления о Сталине и сталинской системе, позволили окончательно решить значительную часть дискуссионных вопросов. Однако в целом новые знания остались достоянием профессионалов и исторически образованных читателей. Массовые представления питались газетно-телевизионными сенсациями и сталинскими или хрущевскими стереотипами. Существовало много причин для отторжения достижений научной историографии. Однако главными, видимо, были две. С одной стороны, наука, как и вся страна, находилась в состоянии кризиса и не смогла организовать действенные каналы адаптации и трансляции научного знания. С другой стороны, сталинское прошлое превратилось в политическую проблему. Сначала
Содержательно сталинский миф в сегодняшней России состоит из нескольких ключевых элементов. Прежде всего, сталинская модель индустриализации и мобилизации объявляется чрезвычайно эффективной и единственно возможной, нередко даже образцом для современной России. В этом контексте такие широко известные трагические события, как массовые репрессии или голод, объявляются либо преувеличенными, либо неизбежными и даже благотворными, либо инициированными помимо Сталина номенклатурными бюрократами. Партийные чиновники 1930-х – 1950-х годов в сталинском мифе являются эквивалентом ненавистных современных олигархов. Соответственно, их уничтожение рассматривается как важное достижение вождя, залог успешности его системы. Уничтожение коррупционеров-бюрократов, согласно мифу, являлось свидетельством народного характера власти вождя. Освобожденный от произвола чиновников народ пользовался плодами равноправия, роста благосостояния и снижения цен. Жестокая борьба с преступностью являлась залогом безопасности. Наконец, центральное место в мифе Сталина занимает победа в Великой Отечественной войне и превращение СССР в мировую державу. И то и другое приписывается преимущественно, если не исключительно, гению Сталина.
Важная часть мифа Сталина – непременная дискредитация эпох, окружавших период его правления. Преуменьшаются достижения дореволюционной индустриализации. Замалчиваются подвиги героев Первой мировой войны, одержавших многие победы и не допустивших врага вглубь страны, пока за дело не взялась революция. Особой ненависти в мифе Сталина удостоен Н. С. Хрущев, инициатор неизбежно неуклюжей кампании борьбы с «культом личности Сталина». Ему вменяют зверства в период репрессий, за которые на самом деле он несет не большую ответственность, чем любой другой региональный секретарь, подписывавший подготовленные без его участия приказы. Многократно прославляя Сталина за атомный проект, с именем Хрущева советские космические достижения демонстративно не связывают. Прощая Сталину землянки и бараки, насмехаются над «хрущевками», коренным образом и быстро изменившими жизнь многих миллионов фактически бездомных советских граждан. Старательно объясняя, почему при Сталине миллионы людей обязательно должны были умереть от голода во имя великой цели, осуждают Хрущева, закупавшего хлеб за границей.
Как и любой другой, сталинский политический миф не выдерживает исторической конкретики, а поэтому всеми силами избегает ее. Творцы мифа тщательно отбирают только «полезные» факты и нередко фальсифицируют документы и «доказательства». Основной упор делается на схемы и умозрительные построения. В Сталина и его эпоху предлагают просто верить. Очевидно, что добросовестные историки и читатели не могут принять такие методы конструирования прошлого. Слишком многие факты и документы опровергают практически все составляющие мифа Сталина. Что касается общих оценок и концепций, то они нуждаются в серьезном осмыслении и дальнейших исследованиях.
Не вызывает сомнений, что абсолютным приоритетом Сталина, так же как приоритетом царского правительства и большевистского руководства в 1920-е годы, была индустриализация. Без современной промышленности страна не могла существовать – эту истину осознавали все противоборствующие фракции в партии большевиков. Споры велись о том, каким образом правильнее всего развивать промышленность. Эти давние споры, оказавшие огромное влияние на судьбу страны, в определенной степени продолжаются в дискуссиях современных историков. Одни из них в основном следуют логике объяснений Сталина. Они полагают, что нэп изжил себя, а индустриализацию страны нужно было проводить только чрезвычайными, насильственными методами. Другие историки доказывают, что решение о свертывании нэпа и ставка на скачки диктовались не столько экономическими, сколько политическими причинами. Среди них можно назвать стремление Сталина к единоличной власти, его склонность к насилию, а также попытки в сжатые сроки установить безденежный государственный социализм, которые в считаные месяцы подорвали экономику. Сторонники этой точки зрения убеждены, что необходимости ликвидировать нэп не было. Во-первых, достаточно высоких темпов развития индустрии удалось достичь уже в 1920-е годы, в период расцвета нэпа. Во-вторых, кризисы, периодически охватывающие нэповскую систему, свидетельствовали лишь о необходимости ее трансформации, чем и занималось коллективное руководство Политбюро в 1920-е годы. Предложенная же Сталиным программа полного разрушения нэпа принесла больше вреда, чем пользы [957] .
957
См.: Голанд Ю. Опыт индустриализации при нэпе и его использование в современных условиях // Вопросы экономики. 2013. № 10. С. 109–135.
По разным оценкам экономистов, в 1928–1940 гг. средние темпы прироста промышленной продукции составляли от 7 до 13 процентов в год [958] . За довоенные пятилетки были созданы значительные производственные мощности, освоены современные технологии и выпуск новых видов продукции, в том числе военной. Развитие тяжелой индустрии сопровождалось важными социально-культурными изменениями. Стремительно увеличивалась численность городского населения. Почти повсеместным стало четырехлетнее образование детей, а в городах многие учащиеся заканчивали семилетку или даже десятилетку. Появилось много молодых специалистов – выпускников многочисленных вузов и техникумов.
958
The Economic Transformation of the Soviet Union / ed. by R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft. P. 140.
Эти достижения советской индустриализации, сыгравшие важную роль в победе в Великой Отечественной войне, не вызывают сомнений. Но историки и экономисты, что вполне естественно, обсуждают также другие вопросы: о степени оптимальности сталинской политики, о соотношении затрат и результатов, о качестве советской индустриальной системы. В различных публикациях можно встретить самый простой ответ на такие вопросы: сталинская политика была единственно возможной и неизбежной. Однако таким декларативным предположениям противоречат многие факты. Как мы видели ранее, само сталинское правительство реализовало на практике по крайней мере две различные модели экономического курса. Основными чертами первой пятилетки стало игнорирование экономических методов управления и стимулов роста, ставка на штурмовое наращивание инвестиций в тяжелой промышленности и возрождение практики «военного коммунизма» в деревне. В годы второй пятилетки власти отказались от не оправдавшего себя левацкого курса. Более умеренное и расчетливое наращивание капитальных вложений сопровождалось активизацией экономических регуляторов, спасительными уступками крестьянам, которые получили право на личные подсобные хозяйства, и т. д. Это позволило добиться существенных результатов с гораздо меньшими издержками. Скорее всего, модели второй пятилетки можно было следовать с самого начала. Если бы не решения Сталина, первая пятилетка могла осуществляться, по крайней мере, более разумными методами, реализованными в годы второй.
К любопытным выводам могут привести сравнение советского и мирового опыта индустриализации, сопоставление сталинской и российской дореволюционной индустриализаций. Известно, что в течение целых пятидесяти лет (1860–1913 гг.) средние темпы развития российской крупной промышленности составляли около 5 процентов в год, достигая в моменты циклического подъема и более высоких показателей [959] . Хотя советская индустриализация довоенных пятилеток выигрывала соревнование по темпам промышленного прироста, общая картина экономического развития была более сложной. Форсированное создание тяжелой индустрии проводилось за счет разрушения деревни, недоразвития легкой промышленности и социальной сферы, падения уровня жизни населения. Огромные социально-экономические диспропорции, прежде всего между промышленностью и сельским хозяйством, в конечном счете отрицательно влияли на саму промышленность и тормозили технический прогресс.
959
Ibid. P. 132, 140.
В целом имеющиеся сегодня исследования позволяют лучше понять основные черты, силу и слабости сталинской модели индустриализации. С одной стороны, она позволяла мобилизовать ресурсы на решение отдельных приоритетных задач, прежде всего создание мощного военного потенциала. С другой – была недостаточно эффективна, требовала огромных материальных затрат и тяжелых жертв от народа. Созданная при Сталине сверхцентрализованная экономика была не слишком восприимчива к техническому прогрессу, в ней отсутствовали внутренние стимулы для совершенствования и гибкости. Такая система, уязвимая с самого начала и временная по своей сути, давала все более очевидные сбои еще при жизни Сталина. Осознавая необходимость срочных изменений, наследники Сталина в считаные месяцы после его смерти инициировали важные реформы, которые позволили улучшить положение сельского хозяйства, социальной сферы, добиться существенного технического прогресса. СССР вступил в высший этап своего развития, в эпоху космоса и социальной стабильности, основанной на росте благосостояния. Сравнение сталинского и послесталинского этапов истории советской социалистической системы остается важной нерешенной задачей для историков.
Если воздействие фактора Сталина на создание определенного типа нерыночной мобилизационной экономики требует дальнейшего изучения, то его решающая роль в организации массового террора уже не вызывает никаких сомнений. В многочисленных исследованиях, проведенных на основе архивных документов, показано, что именно Сталин был инициатором и руководителем основных карательных кампаний 1930-х – начала 1950-х годов. Личные качества Сталина: подозрительность, безжалостность, склонность к крайностям – сыграли определяющую роль в том, что государственный террор, очевидно являющийся неотъемлемой чертой тоталитарной власти в принципе, приобрел столь значительные масштабы и жестокость. Крайности и эксцессы террора являлись излишними даже с точки зрения потребностей диктатуры, а поэтому не только не усиливали, но ослабляли ее [960] .
960
The Stalin Phenomenon / ed. by A. Nove. New York, 1993. P. 24–29.