Сталин. Жизнь одного вождя
Шрифт:
Непосредственным источником дела служила информация МГБ о «врачах-убийцах», в основном евреях, служивших в правительственных медицинских учреждениях. Обвинения против «врачей-вредителей», умертвлявших или собиравшихся умертвить советских вождей, широко использовались на политических процессах 1930-х годов. На закате дней Сталин вернулся к этой фобии. Возможно, потому, что опасался за свою жизнь. Возможно, он видел в аресте кремлевских врачей способ давления на их кремлевских пациентов. В течение многих месяцев с неугасаемым вниманием Сталин следил за фабрикацией материалов о заговоре врачей-евреев и их покровителях – евреях в МГБ. Проявляя нетерпение, он грубо угрожал Игнатьеву, используя даже матерную брань. Он обещал «разогнать» сотрудников МГБ как «баранов», грозил дать им «в морду» [892] .
892
Петров Н. В. Палачи. С. 297. Объяснительная записка Игнатьева Берии, 27 марта 1953 г.
В октябре-ноябре 1952 г., когда завершался первый акт перетряски высших органов власти, Сталин санкционировал аресты врачей, включая начальника Санитарного управления Кремля П. И. Егорова, личного консультанта Сталина В. Н. Виноградова, профессоров М. С. Вовси, В. Х. Василенко. Контролируя следствие, Сталин собирал и инструктировал руководителей МГБ, требуя применять к арестованным пытки [893] . О выполнении этих указаний Игнатьев 15 ноября 1952 г. докладывал Сталину:
893
Там же. С. 287, 299–300.
К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками […] Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников [894] .
Добытые в результате жестоких пыток «признания» Сталин вскоре пустил в ход. 1 декабря 1952 г. на заседание Президиума ЦК КПСС были вынесены вопрос «о вредительстве в лечебном деле» и «информация о положении в МГБ СССР». Основными объектами атак Сталина были «евреи-националисты» и чекисты, что полностью соответствовало изначальной сталинской идее о взаимосвязи между «врачами-вредителями» и «заговорщиками» в органах госбезопасности. Уже 4 декабря на очередном заседании Президиума ЦК постановление «О положении в МГБ» было принято. Оно предусматривало переход к «активным наступательным действиям» в разведывательной работе и усиление контроля партийных органов над МГБ. Идеологическим обоснованием позволительности любых методов борьбы с «врагами» был тезис: «Многие чекисты прикрываются […] гнилыми и вредными рассуждениями о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов. Эти горе-чекисты скатились с позиций революционного марксизма-ленинизма на позиции буржуазного либерализма и пацифизма» [895] . Это положение без сомнения принадлежало Сталину, который в узком кругу без «теоретических» изысков формулировал его так: «Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЧК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец» [896] .
894
Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 – март 1953 / сост. В. Н. Хаустов и др. М., 2007. С. 522–523.
895
Петров Н. В. Первый председатель КГБ Иван Серов. М., 2005. С. 124.
896
Источник. 2001. № 5. С. 132. Запись выступления Сталина на заседании комиссии по реорганизации разведывательной службы МГБ, ноябрь-декабрь 1952 г.
На определенном этапе Сталин решил, что «дело врачей» целесообразно поднять на уровень массовой кампании. В начале января при активном участии Сталина были подготовлены два материала – проект сообщения ТАСС об аресте группы «врачей-вредителей» и соответствующая передовица для газеты «Правда». В них говорилось о раскрытии «террористической группы врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». Свои «преступления» врачи якобы совершали по заданиям международной еврейской буржуазно-националистической организации, американской и британской разведок [897] . Советских людей призывали к бдительности в отношении «врагов», поддерживаемых империалистическим миром.
897
РГАСПИ. Ф 558. Оп. 11. Д. 157. Л. 9–14, 29–33; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 392–397. Документы отредактированы Сталиным.
Публикация этих материалов 13 января 1953 г. была сигналом для масштабной идеологической кампании. В стране росли антисемитские настроения и истерия «бдительности». Широко распространялись слухи о возможных погромах и депортациях еврейского населения. В последующие десятилетия эти слухи трансформировались в версию о подготовке Сталиным показательного процесса против врачей и депортаций евреев из Европейской части СССР на Дальний Восток по образцу выселения во время войны кавказских народов. Открытие архивов не подтвердило эти гипотезы. Несмотря на активные поиски, подогреваемые общественным интересом, соответствующие документы или хотя бы косвенные свидетельства обнаружить не удалось. Учитывая, что речь идет о сложных и масштабных операциях, отсутствие следов их подготовки можно считать доказательством того, что они и не планировались [898] .
898
Подробный разбор версии депортации евреев и ее современного состояния см.: Костырченко Г. В. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. М., 2009. С. 329–380.
В отчасти маниакальные планы Сталина (он был действительно болен и очень скоро умер от инсульта) вовсе не обязательно входили новые масштабные депортации и аресты. Кампания вокруг «дела врачей» была вполне самодостаточной. Даже без существенной эскалации она позволяла манипулировать настроениями в обществе, поддерживала состояние всеобщей мобилизованности при отсутствии реальной войны, отвлекала народ от тягот повседневной жизни. Аресты высокопоставленных врачей служили действенным методом давления на их высокопоставленных пациентов. Сталинские соратники могли только догадываться, какие показания выбивают из их врачей в подвалах госбезопасности. Как и другие показательные карательные акции Сталина, «дело врачей» вписывалось в определенный внешнеполитический контекст. Как считают некоторые историки, Сталин рассчитывал сделать новую антисемитскую кампанию орудием давления на западных противников, прежде всего на США. Советских евреев фактически брали в заложники. Угроза антисемитских погромов давила на западных лидеров, не располагавших другими средствами воздействия на советскую диктатуру, кроме уступок ей [899] .
899
Клейн Б. С. Политика США и «дело врачей» // Вопросы истории. 2006. № 6. С. 35–47.
Независимо от степени рациональности или маниакальности последних кампаний Сталина, они свидетельствовали о его неукротимом стремлении удержать власть до последнего из возможных пределов – до смерти. Именно так обстояли дела в тот субботний вечер 28 февраля 1953 г., когда Сталин пригласил на дачу на последнее в своей жизни застолье четверку соратников – Маленкова, Берию, Хрущева и Булганина. На следующий день охранники нашли Сталина парализованным. После долгих проволочек и согласований к нему вызвали врачей.
Разрушение диктатуры
Заседания в Кремле 2–5 марта 1953 г.
Смерть Сталина
Приезд на сталинскую дачу врачей утром 2 марта 1953 г. ознаменовал кардинальный поворот ситуации. Это было признание смертельной опасности, нависшей над вождем. Врачи подтвердили худшее. Сталин перенес инсульт и действительно находился при смерти. Впервые за долгие десятилетия и при этом совершенно неожиданно в СССР встал вопрос о переходе высшей власти в новые руки.
Подобно Ленину, Сталин не создал упорядоченных механизмов передачи власти. Более того, он всеми способами препятствовал появлению потенциальных наследников и навязывал соратникам комплекс политической неполноценности. Сосредоточив в своих руках решение всех принципиальных вопросов, Сталин искусственно ограничивал компетенцию и осведомленность членов Политбюро теми сферами, за которые они непосредственно отвечали. Движимый жаждой власти, политическим эгоизмом и старческой ревностью, советский диктатор фактически действовал по принципу «после меня хоть потоп».
Можно только удивляться, с какой легкостью наследники Сталина сумели преодолеть критический рубеж междуцарствия. Плавности перехода способствовали несколько факторов. Еще при Сталине его соратники приобрели определенные навыки самостоятельности и коллективного руководства. Каждый из них курировал работу определенного звена партийно-государственного аппарата. Нередко собираясь вместе без Сталина, они коллективно решали вопросы оперативного управления. Особенно активно заседали коллегиальные структуры Совета министров. Формально Сталин возглавлял эти органы, но никогда не принимал участие в их работе. Коллегиально и без Сталина действовало Политбюро в периоды длительных сталинских отпусков. Сплоченности сталинских соратников способствовал общий страх перед диктатором. Соперничая за близость к вождю и его благосклонность, они опасались разжигать сталинскую ярость и непредсказуемость, поддерживали равновесие в руководящей группе. Как показало «ленинградское дело», каждый мог стать следующим. Инстинкт личного самосохранения своеобразно переплетался с ведомственными интересами и осознанием угроз, нависших над системой. Поскольку советские лидеры изо дня в день сталкивались с реальными трудностями, они лучше, чем Сталин, осознавали необходимость изменений. На этой почве складывалась их неформальная программа. Ее реализации мешал только Сталин. В общем, в рамках сталинской диктатуры постепенно и неумолимо вызревали предпосылки олигархической системы власти. Как реальная сила олигархия заявила о себе уже в первые дни смертельной болезни Сталина.
2 марта в 10 часов 40 минут утра в кремлевском кабинете Сталина впервые за многие годы в отсутствие хозяина собралось официальное заседание Бюро Президиума ЦК КПСС. Помимо всех членов Бюро (кроме Сталина), в кабинете присутствовали Молотов, Микоян, председатель Верховного Совета СССР Н. М. Шверник, председатель Комиссии партийного контроля М. Ф. Шкирятов, начальник Лечебно-санитарного управления Кремля И. И. Куперин и врач-невропатолог Р. А. Ткачев. На встрече в течение 20 минут рассматривался один вопрос: «Заключение врачебного консилиума об имевшем место 2 марта у товарища Сталина И. В. кровоизлиянии в мозг и тяжелом состоянии в связи с этим его здоровья» [900] . Бюро утвердило диагноз врачей и установило порядок дежурств при вожде. Важно подчеркнуть, что на заседание были приглашены опальные Молотов и Микоян, формально изгнанные Сталиным из Бюро Президиума ЦК. Соратники Сталина явно демонстрировали неподчинение воле вождя и стремление восстановить прежнее коллективное руководство. Это был естественный и разумный шаг, направленный на поддержание единства в кризисной ситуации. Уверенные в необратимости болезни Сталина, советские лидеры приступили к изменению созданной им системы высшей власти.
900
На приеме у Сталина. С. 553; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 436. При публикации журнала посещений кабинета Сталина Ткачев ошибочно назван Толкачевым.
Д. А. Волкогонов, не ссылаясь на источник, утверждал, что это заседание бюро собиралось в 12 часов на даче Сталина (Волкогонов Д. А. Семь вождей. Кн. 1. М., 1995. С. 318). Действительно, в протоколе заседаний Бюро Президиума ЦК указано, что утреннее заседание 2 марта проводилось в 12 часов (Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 436). Однако именно участники этой встречи (и только они), перечисленные в протоколе заседаний Бюро, записаны также в журнале посещений кремлевского кабинета Сталина как заседавшие с 10 часов 40 минут до 11 часов (На приеме у Сталина. С. 553). Можно, конечно, предположить, что, собравшись сначала в кабинете Сталина, участники заседания Бюро затем в полном составе к 12 часам перебрались на дачу Сталина, где провели новое заседание. Однако такое предположение не кажется убедительным. Скорее всего, при оформлении протокола заседания Бюро Президиума ЦК было проставлено произвольное время – 12 часов, для того чтобы отличить это заседание от вечернего, которое было записано в протокол как проведенное в 20 часов (Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 436). Об условности и той и другой записи свидетельствует отсутствие указаний на точный временной интервал проведения заседаний. В пользу версии об условности записи говорит и то, что вечернее заседание на самом деле проводилось в кабинете Сталина не в 20 часов, а с 20 часов 25 минут (На приеме у Сталина. С. 553).