Сталин
Шрифт:
Двадцать второго мая Тухачевский был арестован в Куйбышеве и доставлен в Москву.
Двадцать четвертого мая Троцкий неожиданно заявляет в Мексике журналистам, что «политические дни» Сталина сочтены.
Двадцать четвертого же мая Политбюро поставило на голосование вопрос об исключении из партии заместителя председателя СНК Рудзутака и Тухачевского и передало их дела в НКВД.
Двадцать шестого мая во время очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом Тухачевский отрицает свое участие в заговоре. В тот же день он в заявлении на имя Ежова признает наличие заговора и свое участие
Двадцать восьмого мая арестован Якир, 29 мая — Уборевич.
Тридцатого мая после избиений Уборевич, который ранее категорически отрицал свою вину, признался в подготовке заговора и назвал соучастников.
В тот же день решением Политбюро, подписанным Сталиным, проводится сбор подписей «вкруговую» об исключении из партии Якира и Уборевича.
Наркомат обороны был взят под контроль чекистов. Ежов разместился в кабинете Ворошилова.
Все материалы следствия были доступны только четверым членам Политбюро: Сталину, Молотову, Кагановичу, Ворошилову. Это свидетельствовало о том, что остальным уже не вполне доверяли. Из протоколов следовало, что РККА охвачена смутой.
Нетрудно представить, что испытывали Сталин и его товарищи и как они реагировали на показания подследственных. Тем более что им было с чем сравнивать: ведь не все арестованные подписывали признание. Почему не подписали комбриг А. В. Горбачев и комдив К. К. Рокоссовский, арестованные в то же время? И тогда почему герои Гражданской войны не находили в себе ни моральной, ни физической силы выдержать жестокие допросы?
С 1 по 4 июня в Кремле проходило расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны (в президиуме — Сталин, Ворошилов, Молотов, Каганович, Калинин, Ежов, Буденный, Блюхер) с участием 116 командиров, приглашенных из округов и управлений НКО.
Первого июня Ворошилов выступил с докладом о раскрытом заговоре.
Второго июня выступил Сталин. Вот с чего он начал: «Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами» 319.
Доклад производит странное впечатление своей недосказанностью. Говоря о заговоре, Сталин сразу указывает на шпионаж и не слезает с этого конька до конца. Правда, он отвлекается на критику малозначащих в данном политическом контексте фактов и персоналий, что кажется непродуктивным. Похоже, он уводил разговор от антигосударственного заговора в сторону шпионажа, то есть предательства. Таким образом, посылал сигнал командирам, чтобы они сохраняли спокойствие. Он особо подчеркнул успехи молодых командиров, отличившихся в Испании, что на фоне предательства «маршалов» должно было сильно поднять молодежь.
Однако выступление Сталина повергло присутствующих в ужас. Вероятно, каждый в те минуты задавался вопросом, нет ли в его биографии сомнительных эпизодов и не попадет ли он в число подозреваемых.
Во время заседаний Военного
Четвертого июня назначены восемь судей из числа известных военачальников: заместитель наркома обороны СССР, начальник Воздушных сил РККА, командарм 2-го ранга Я. И. Алкснис; командующий Московским военным округом, маршал С. М. Буденный; командующий ОКДВА, маршал В. К. Блюхер; начальник Генерального штаба, командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников; командующий Белорусским военным округом, командарм 1-го ранга И. П. Белов; командующий Ленинградским военным округом, командарм 2-го ранга П. Е. Дыбенко; командующий Северо-Кавказским военным округом, командарм 2-го ранга Н. Д. Каширин; командир 6-го кавалерийского казачьего корпуса В. И. Горячев.
Решив провести открытый судебный процесс, кремлевская группа стремилась показать обществу, что руководство РККА сохраняет верность государству.
Десятого июня пленум Верховного суда СССР постановил создать Специальное судебное присутствие Верховного суда для рассмотрения дела о военном заговоре. 11 июня началось судебное заседание. На вопрос, признают ли подсудимые себя виновными, они ответили утвердительно. До перерыва в 15.00 шли прения. Потом неожиданно Ежов и председательствующий В. В. Ульрих поехали в Кремль докладывать, хотя прошла только половина судебного дня. Очевидно, случилось что-то непредвиденное.
Между Ежовым и членами трибунала произошло столкновение: Белов обвинил Ежова в подтасовках. В итоге Блюхер, Дыбенко и, как пишет историк, «еще трое» поддержали Белова. Эти трое — Алкснис, Горячев, Каширин.
«Заколебались даже Буденный и Шапошников. Но их удалось отколоть от остальных, так как хитроумный Ежов предвидел подобную ситуацию. На каждого из них он заранее заготовил штук по 20 показаний со стороны уже арестованных, обличавших их самих в тайной оппозиции. И вручил эти бумаги Ульриху, чтобы тот ими распорядился как сочтет нужным. Председатель суда все сделал самым наилучшим образом. В результате Буденный и Шапошников отступили в страшном замешательстве. Это и спасло им жизнь» 320.
В это время в Киеве выступили два пехотных полка, в Харькове — один кавалерийский, приняв резолюции освободить Якира и Уборевича, а фальсификаторов привлечь к ответственности. Мятежников разоружили, 18 младших офицеров покончили с собой.
Нетрудно предположить, что длительные судебные слушания могли стать детонатором гораздо больших возмущений. Поэтому Ежов и Ульрих в Кремле получили указание: процесс заканчивать. Это решение Сталина поддержали присутствующие в его кабинете Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Микоян, Хрущев.