Сталинград: Записки командующего фронтом
Шрифт:
Враг понес здесь жестокие, невосполнимые потери; все его потуги сколотить резервы безуспешны. Все планы захвата города и назначенные для этого сроки провалились. Продолжавшиеся бешеные наскоки наземных частей и бомбежки с воздуха являлись, несомненно, судорожными усилиями смертельно раненного чудовища.
Близилось время, когда предстояло, не прекращая сопротивления в городе, нанести удар врагу в самых уязвимых для него местах – на северном и южном флангах его сталинградской группировки.
По данным разведки, а также и из непосредственного опыта боевых действий, нам хорошо были известны немецкие военачальники, возглавлявшие вражеские войска под Сталинградом. Это прежде всего командующий 6-й армией генерал-полковник Паулюс (звание генерал-фельдмаршала
Знали мы, конечно, и командиров рангом ниже – командиров корпусов и дивизий. Среди них – командир 29-й танковой дивизии Фромери, несмотря на свою молодость, достаточно опытный и решительный командир; командир 297-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Пфеффер. отличавшийся непомерным честолюбием, всегда стремившийся быть на виду у начальства; это был авантюрист, который, не считаясь с потерями, бросал дивизию в бой при любых обстоятельствах; подчиненные Отзывались о нем с нескрываемой злобой и презрением. Имелись у нас данные обо всех более или менее крупных военачальниках. [328]
Часто о боеспособности румынских войск в период минувшей войны отзываются неодобрительно. Битые немецкие генералы делают это в форме, оскорбительной для национального достоинства румынского народа. Нельзя не согласиться с тем, что боеспособность румынских соединений уступала боеспособности соответствующих немецких, но надо, конечно, правильно осмыслить причины этого. Во-первых, если большинство немецких солдат было действительно одурачено длительной нацистской пропагандой, то этого нельзя сказать о румынских крестьянах, насильно переодетых в солдатские шинели. Подавляющее большинство румын, не только солдат, но и офицеров, не понимало целей, за которые они вынуждены были проливать кровь, а зачастую и расставаться с жизнью. Кроме этой основной причины, было и много других, серьезно ослаблявших боеспособность румынских войск. Зачастую они были вооружены устаревшим оружием, ощущали нехватку в боеприпасах, плохо снабжались другими видами довольствия, о чем я говорил уже выше.
Хорошо представляя себе слабость флангов сталинградской группировки противника, на которых располагались как раз румынские войска, мы и планировали нанести решающие удары именно против этих флангов.
В наших беседах мы детально обсудили все существенные вопросы: о направлении ударов, районах сосредоточения и исходных районах для наступления, о частях врага, против которых нацеливался удар, его резервах, их дислокации и т. д. Так выкристаллизовывался наш план, родившийся в результате длительного, конкретного и всестороннего изучения оперативной обстановки; он основывался на знании своих войск, на их стремлении отсюда, из-под Сталинграда, начать освобождение родной земли; он учитывал силы и состояние противника, положение материального обеспечения. Придя к совершенно определенным выводам, мы решили сформулировать их письменно и направить в Ставку. В итоге появился документ, в котором были высказаны соображения, как добиться разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Здесь, в частности, указывалось (цитирую по оперативному донесению, направленному в Ставку): [329]
«Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда нужно искать в ударе сильными группами с севера в направлении Калач и в ударе с юга, с фронта 57-й и 51-й армий, в направлении Абганерово и далее на северо-запад, т. е. тоже на Калач».
Чем конкретно мотивировалось это предложение?
Во-первых, слабой боеспособностью войск противника на участках намечаемого прорыва, что обеспечивало
Нами приводились и другие соображения, обосновывающие этот план.
В постановке вопроса о переходе в контрнаступление мы подчас были назойливы: дважды мы обращались в Ставку, говорили о том же с товарищами Жуковым, Василевским. Нас надо правильно понять. Сталинградское сражение длилось уже почти три месяца. Все тяжелые дни обороны мы жили мыслью о расплате за все то варварство, с каким фашисты глумились над советским городом и его населением, мы всеми силами стремились приблизить час удара по врагу; мысль о предстоящем нашем наступлении не покидала нас ни на час. Однако это не значит, что мы не учитывали складывавшейся на фронтах обстановки.
Из сказанного выше видно, что и Военный совет фронта внес определенную лепту в вопросы планирования разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом. По-видимому, были высказаны также соображения и военными советами других фронтов, действовавших на сталинградском направлении. Несомненно, что в целом план разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом явился результатом большой творческой деятельности военных советов фронтов, Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба. После утверждения его Верховным Главнокомандованием он стал законом для нас. [330]
В первых числах октября из Генерального штаба прибыл генерал-полковник Василевский. Военному совету фронта он сообщил, что план наступательной операции принят Ставкой и что операция намечена на десятые числа ноября. Кроме этого, он довел до нашего сведения состав сил и средств, предназначенных фронту для контрнаступления. Мы обменялись мнениями по вопросам предстоящей операции.
Помню, что после обеда, во время которого Александр Михайлович поделился с нами московскими новостями, рассказал, что столица живет Сталинградом и уверенностью в скорой победе, мы с Никитой Сергеевичем еще раз обсудили детали намеченного нами решения. Около 8 часов вечера, поручив начальнику штаба генералу Варенникову {52}заниматься текущими делами, я заперся у себя в землянке, чтобы окончательно отработать это решение и зафиксировать его на бумаге. Несмотря на то, что оно продумывалось нами уже давно и довольно всесторонне, мне пришлось потрудиться около 12 часов. Так как план наступления войск фронта, естественно, должен был сохраняться в строжайшей тайне, я даже для чисто технической работы никого не привлек. Проверив еще раз соотношение сил по этапам боя и по дням наступления, учтя резервы противника и их возможные действия против нас, я снова и снова прикинул направление главного удара, наметил состав ударных группировок 57-й и 51-й армий, определил подвижные группы, отметил по карте основные этапы операции. Мною, естественно, были учтены все данные, сообщенные товарищем Василевским об общем замысле контрнаступления трех фронтов, а также о силах, дополнительно выделяемых Сталинградскому фронту.
Наибольшую сложность представлял анализ всех вопросов оперативного и тактического характера, особенно относительно выбора направлений главных ударов с тем, чтобы войска, действуя на этих направлениях, [331] были поставлены в наивыгоднейшие условия по отношению к противнику. Незаметно прошла ночь. Ровно в 8 часов утра на следующий день работа была окончена. Решение о контрнаступлении войск Сталинградского фронта было нанесено на карту и в виде конспекта записано на бумагу (схема 16).
По окончании этой работы мы снова встретились с Н. С. Хрущевым. Он подробно ознакомился со всеми наметками решения и после обсуждения деталей заключил: