Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня
Шрифт:
…Образ отца Танка, что всегда жил в его сердце-сознании, был с ним рядом, являлся опорой, под могилой, витал и теперь где-то поблизости, хотя их разделяли многие сотни вёрст минных полей, безымянных братских могил и разбитых войной дорог…Тем крепче была его боевая-духовная скрепа с комдивом Березиным. Он тоже в какой-то мере для него стал отцом. Они редко виделись. Их тоже разделяли: то дымящиеся кварталы, то минные заграждения, то красные от крови волны на Волге, то сизые туманные от гари площади. С передовой, которая, как кромка фрезы, врезалась в город, он не мог дотянуться до штаба фронта, где теперь находился комдив. Но чувствовал его волю и мысль по приливам и отливам штурма, темпам наступления, пульсу обороны, замедлению
Глава 5
…Размяв в пальцах папиросу, щёлкнув зажигалкой, он припал глазами к перископу. Острая память комбата бегло перебирала страницы последних дней…
Исчерпав летний военный ресурс, наступательный порыв, – фашистские полчища были измотаны и остановлены яростными контратаками советских войск. Наши вели упорные-ожесточённые бои с гитлеровцами. Приказ Сталина войскам: «Ни шагу назад!» – дал свой стальной результат. Все атаки были отбиты. Враг сумел лишь ненамного продвинуться к Волге. 6-я армия Паулюса, при поддержке группы армий «Б» – фон Вейхса и 4-й танковой армии Гота, – готовили новое массированное наступление.
На восточном и северо-восточном направлениях, в районе действий 6-й армии в первых числах октября началась интенсивная подготовка к наступлению. Неподалёку от обширной заводской зоны, Мамаева кургана и Красной слободы, немецким командованием был избран плацдарм, удобный для развёртывания наступления, и артиллерийская подготовка началась.
Небывалое количество артиллерии, тяжёлой бронетехники было стянуто к указанному месту. Сотни тысяч разнокалиберных снарядов в течение недели месили пространство, занятое тремя линиями советских окопов.
В первый же день. Как только начался интенсивный обстрел, наши покинули первую линию окопов, во избежание массовых жертв, оставив наблюдателей. Через несколько дней, по приказу командования оставили и вторую линию, перейдя на третью. Наконец огненный ураган утих. Паузу временного затишья использовали с толком: по темноте подразделения вернулись на исходные позиции, была сделана некоторая перегруппировка войск, вновь окопались, наладили прерванную телефонную связь. Теперь ждали наступление немцев. Состояние у всех было на взводе. На передовой, на самом острие, нервы у большинства ни к чёрту: р-раз и осечка, р-раз и взрыв. Поэтому в траншеях, оглохшие, по трёпанные, нахохлившиеся батальоны, хранили молчание, напряжённо ждали наступления немцев и приказов своих полевых командиров.
Твою мать…Ожидание смерти, страшнее, чем сама смерть! Как не крути…
К 12 октября отдельные передовые части 6-й армии, автоматчики, на разных участках фронта, предприняли пробную атаку. Наступали «французским» способом – волнами. Одиннадцать волн выплеснули немецкие траншеи. Колыхаясь, редея, закипая у безобразных комьев смявшейся колючей проволоки, накатывались серые волны людского прибоя. А со стороны защитников, оттуда, из-за обугленных кирпичных руин и земляных сгорбленных увалов, рвало, трясло, взмётывало и полыхало густым беспрерывным гулом, трескучим пожаром выстрелов и пулемётных очередей.
– Вуууууу…Гууууу…Гах! Гак! Бу-бууум-м!
Временами прорывался лопавшийся залп отдельной батареи и снова полз, подступал, полонил много верстовую округу развалин, катился эхом по свинцовым застругам Волги:
– Вууууу…Гууууу…Бух! Бу-ух! Бо-о-ом!..
– Ррррррааа-рррааа-та-та-та-та! – безумно строчили красноармейские пулемёты. Ухали ведьмами крупнокалиберные полковые миномёты.
На пространстве в пять вёрст в поперечнике
Всё чаще месили-толчили землю чёрные вспышки разрывов, гуще поливал наступавших косой, резучий визг шрапнели. Жестче хлестал приникавший к земле пулемётный огонь. Били, не подпуская к проволочным заграждениям. И не подпустили! Из одиннадцати волн докатились четыре последних, а от изуродованных проволочных заграждений, поднявших к небу опалённые укрепы на скрученной проволоке, словно разбившись о них, – стекали обратно рубиновыми ручьями…
И вот теперь ждали новой атаки озлевшего немца, после которой, по всей линии обороны готовилась ответная контратака. Успех её был под большим вопросом. Уж очень сильно закрепился враг в заводских корпусах, превратив их в неприступные цитадели. Цедя сквозь зубы горьковатый дым «Беломора», вглядываясь в линзы оптического прибора, он, как беркут добычу, высматривал опорные заставы противника, расположенные вне непосредственного поля зрения…и приходил к неутешительным выводам. На память сам собой приходил тот злополучный день, тот роковой шквал огня, когда их 100-я дивизия, усиленная танками и самоходками резерва, взвихряла пыль по горячему суглинку, в районе Щигры и Волочанска…Тогда, сотрясая землю, сверкая сталью, наступала грозная советская броня…Шли в атаку по кромке ада! Сквозь дым и огонь, сквозь ливень свинца. Враг был выбит, плацдарм взят, но како-ой ценой!..То была Пиррова^1 победа. Вся долина и взгорье, став красными от крови, – чернели трупами наших солдат. Два полка, здоровых сильных бойцов полегли там…Две тысячи солдат потеряла тогда дивизия…
Горячи в памяти были и недавние потери ударного сводного батальона подполковника Соболева, контратака которого захлебнулась собственной кровью у заводских корпусов «Баррикады» и «Красного Октября»…
Нынешний расклад, без ликвидации, «осиных гнёзд» фашистов в промышленных терминалах, не сулил ничего – кроме новых огромных потерь. Ни для кого не секрет: позиции их 472-го полка, в который помимо личного состава комбата Танкаева входили стрелковые батальоны майора Воронова и подполковника Соболева, – находились на острие наступления XV танкового корпуса генерал-лейтенанта Хубе, в контингент которого
^1 Пиррова победа (от имени эпирского царя Пирра, одержавшего над римлянами в 3 в. до н.э. победу, стоившую ему чудовищных жертв) – сомнительная победа, не оправдывающая понесённых за неё потерь.
входил и элитный танковый батальон тяжёлых танков, под командованием его давнего «приятеля» – штандартенфюрера СС Железного Отто.
…Продолжая трудить глаза, плавно двигая перископом, он увидел в районе промзоны большое бельмо взрыва, раскалённую медузу ртутного пара, кудлатый кочан ядовитого дыма…сквозь который призрачно проявилось бледное, как лунный кладбищенский свет лицо фон Дитца, похожее на зловещую посмертную маску. Магомед внутренне содрогнулся – маска холодно улыбнулась ему, будто сказала: «Жду тебя. До скорой встречи в аду». От неё веяло колдовской силой Зла, надменной, уверенной, непоколебимой.
Комбат оторвался от перископа, провёл ладонями по лицу, будто смахнул с него холодную, липкую паутину дурного сна.
Прочь шайтан! Он верил в свою удачу. Верил в не оставлявшую его, хранящую силу, с самого детства проводившую по самому краю, когда под ногами начинали сыпаться камни, и он, семилетний, колебался на шаткой кромке, за которой обрушивалась синяя клубящаяся туманами бездна мерцающей змейкой реки.
…Когда немецкие пулемёты и автоматы под Москвой в 41-м выкашивали-выбивали вокруг боевых товарищей, и они, кропя своей кровью пористый наст, умирая, ползли в лес, а их пробивали сердечниками, и пуля сочно ударила в сосну меж его судорожного растопыренных пальцев, обожгла раскалённой корой.