Сталинград. Том второй. Здесь птицы не поют

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

– Терпимо, как видиш. Живой отец. А где старшина Трофимов? – Магомед чиркнул взглядом по притихшей шеренге.

– Иван то? С третьего взводу?.. Так его, с рядовым Косых…кажись, последним видел сержант Петренко. Прикажите, кликнуть сержанта? – Рябов, приоткрыв чутка рот, жадно внимал ему, ожидал распоряжения. – Отставить. Потом. На дне терпения – оседает золото, – разбавляя напряжение минуты, пошутил Танкаев, приобнимая старшину – ветерана и похлопывая его по плечу, на котором, как костыль с рыжим прикладом, леденел ППШ. – Становис в строй, Ермолаич.

– Есть в строй.

Точно так, держались в двух шеренгах и

остальные стрелки. Капитан на секунду задержал взгляд на своих бойцах. Перед ним, как рябиновые бусы на нитке, тянулись молодые, не по годам суровые, повзрослевшие лица: похудевшие, утомлённые, с тёмными подглазьями, но с блестящими, живыми глазами, накалено и преданно озиравшими своего любимого командира. Цепкие пальцы, перепачканные окопной кровью и грязью, ружейным маслом и пороховой гарью, крепко сжимали оружие.

– Рота, ровняйсь! Смирно-о! Равнение на середину! – замком третьего взвода сержант Андрей Петренко, прочавкал строевым шагом, замер в трёх шагах, отдал честь ротному командиру. – Товарищ капитан! 1-ая рота, 3-го батальона, 472 стрелкового полка, в составе 47-ми человек построена…

Капитан Танкаев, с трудом скрывая тошнотворную слабость, молча и гордо, наблюдал за своими храбрецами. Видел в сиреневом дымном сумеречье, как при его появлении засверкали решимостью глаза, выживших бойцов, как расправились никлые плечи, а кулаки крепче стиснули ремни автоматов – винтовок. Испытал при этом терпкое чувство гордости за своих солдат и, согревающее тепло, получив его из преданных старых и молодых глаз.

Он стоял на возвышенности, перед застывшим строем, давая уняться загнанному сердцу, ощущая непомерную чугунную тяжесть в ногах. Осматривал с захваченной высоты далёкий вечерний город, над коим дул сыристый огромный ветер, выхватывая из чёрных каньонов города: то артиллерийские гулы, то туманное угрюмое зарево. Воронеж горел с двух сторон, точно гривастые пожарища пробивались друг к другу через нагромождение каменных груд и развалин, и они принимались гореть, медленно-неохотно, накаляя сизо-стальной противень небосклона рубиново-красным цветом.

…В глубине расположения, укрытая обгорелыми брёвнами перекрытий обломками бетонных плит, пыхтела батальонная кухня; оранжевый трепещущий отблеск огня слабо озарял колдобины и ямины в виде воронок, скученные группы солдат с походными котелками, в маятном ожидании долгожданной, горячей еды. Дымный аромат походной кухни вместе с дроглыми отсветами очага достигал позиций, дразнил пустые желудки, щимил души солдат, напоминая о доме.

– Рота, вольно! – после краткого доклада Петренко, распорядился Танкаев. – Сержант, накормить бойцов. Обсушитца, провэрит оружие – боеприпасы, перекурит. На всо про всо – полчаса. Личному составу быт на чеку – готовым к бою.

– Так точно! – Петренко проворно крутнулся на каблуках, чётко скомандовал:

– Р-рота на леву-у! За мной шагом арш!

* * *

– Ну, а ты, что не со всеми, язви чертяку! Соляркой прикажешь тебя заправлять иль бензином? Кха, скажи на милость, Клим Тимофеевич, железный он у нас, что ли? – комбат, подошедший с осанистым политруком Колесниковым, строго посмотрел в чёрные, с голубыми белками, удалённые в разрезе глаза Магомеда.

– Да что-то не в коня корм, товарищ майор, – хищно усмехнулся капитан и, накипая серьёзностью спросил. – Что генерал Березин, товарищ майор? Будет резэрв – поддэржка?

Связ ест?

– Налаживают покуда. Остальное…моё дело. Как говорится: «В поле много тропинок, только правда одна». Значитца так, капитан. Сейчас – к общему котлу. Бросишь себе кой-что на желудок. А потом, к Петру Григоричу – в лазарет, что под яром, на нашей стороне разбит…Сутки твои, а там поглядим…

– Э-э, зачэм такое? – вспыхнул порохом Магомед. – Мы ж договари…

– Отставить! Тут не базар! Соблюдайте субординацию, капитан Танкаев. Вы, об этом доложите, когда вас спросят. Ты мне здоровый, в соку…Во-о, какой нужен! Видел, как хромой уткой, доковылял до штаба. Бледная тень, а не прежний орёл! Это приказ и кончено! У меня и так, вас командиров, меньше, чем пальцев на руке осталось. Выполнять!

– Есть, выполнять. – Магомед взвинчено бросил ладонь к козырьку, повернулся кругом, и через силу тщетно стараясь не припадать на левую ногу, заковылял на стук – молотьбу ложек и оживлённые возгласы повеселевших солдат.

… Люди в Ураде, отлично знавшие старого Танка, могли хоть на Коране поклясться: Магомед шёл, раздувая ноздри, дрожа в таком же возмущении, точь в точь, как и его отец, когда бывал в гневе. Оно и понятно. Птицы из одного гнезда. Одна горская, аварская текла в их жилах кровь. И до чудного были они схожи в этот момент.

– Однако, каков молодец! – с восхищением протянул Колесников. – Порох с огнём.

– Да уж, закалённый в огне булат, Клим Тимофеевич. На смерть стоит.

– Так к награде…К награде Танкаева! – настежь распахивая жаркую шинель, гремел восклицаниями Колесников. – Что ж ты, Арсений, кота за хвост тянешь?

– Не кипятись, политрук. Не, ты, один подмечаешь героев. Танкаев наградами не обижен. Всё по заслугам. За взятие высоты со своей ротой, за проявленное мужество-героизм, он уже представлен мною к ордену «Красной Звезды». А бойцы его, все, как один, – к медали «За отвагу»! На этом плацдарме, каждый достоин награды. Все мы тут…смертники – штрафники, политрук. Да-а,..затащила нас судьба фронтовая…на чёртов пригорочек.

Но Колесников, пропустив мимо ушей последние слова комбата, воодушевлённо продолжил:

– Если не убьют, ей-ей, далеко пойдёт наш капитан.

– Этот не пойдёт, полетит, – крылья у него за спиной. Это – я тебе говорю, Клим. Эх, ему бы знаний побольше! Военную Академию штурмом взять…Доблестный командующий мог бы отлиться из этого горца. Много раз уже жизнь испытывала его на прочность, и не всегда можно было выстоять, скажу я тебе. Но он выстоял, всем смертям назло! Уж ты поверь, – в голосе комбата послышалась звонкая медь горделивого превосходства. = Есть в нём прекрасный сплав боевых и человеческих качеств. Редкий сплав. Скажи на милость, сколько знаю его…Танкаев жил и живёт лишь одним: выбить врага, да жизнь свою прожить с толком, не зря! Ну, хорош похвальбою искрить.

– Как бы ни сглазить, – с живостью подхватил Колесников.

– Вот, вот! Хорош. – Воронов одёрнул складки офицерского полушубка, поправил портупею, поясной ремень, уверенно и твёрдо улыбнулся. – В штаб пора, Клим Тимофеевич. Пойдём-начнём, командиры нас ждут. Синельников! – крикнул он на ход ноги.

– Я-а!

– Что связь, паразиты?

– Готова, товарищ комбат! – победно выкрикнул Шурка Синельников. – Только – только наладили.

– Добро! Связь с комдивом Березиным мне. Быстро!