Сталинские соколы. Возмездие с небес
Шрифт:
Я готов к работе испытателя, но выпуск новой версии Ю-87 задерживается, и я прошусь на фронт, хотя бы временно. Начальство на этот раз благосклонно, из Рехлина меня временно направляют в родную 77-ю эскадру пикирующих бомбардировщиков, действующую в Южной России. Я прибываю в крупный город Днепропетровск и ожидаю свою часть. 20 февраля на аэродром начинают садиться «Штуки» с головой волка и слоном, и я приветствую прилетевших товарищей. Вся моя фронтовая жизнь проходит или во 2-й или в 77-й эскадрах. В 77-й я начинал компанию в России, поэтому чувствую себя «как дома».
Хауптман Брук сегодня принял командование всей эскадрой. Он уже кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями. В суматохе передислокаций и назначений командир не может уделить мне много времени, но принимает как старого товарища. Хельмут обещает
Зато я радостно встретил старых приятелей. фельдфебеля Грибеля, а чуть позже на аэродром прилетел обер-лейтенант Глэзер. Наземный персонал не изменился, эти трудяги – механики, оружейники, готовящие наши самолеты в любую погоду без отдыха – могли упасть от усталости, но были избавлены от риска погибнуть на передовой. Среди летного состава много новеньких. Но самой большой радостью была встреча не с Глэзером, Грибелем, или даже Бруком. Когда я узнал, что мой стрелок «счастливчик» Карл жив и здоров, я прыгал от счастья, словно ребенок, неожиданно получивший желанный подарок. Буду просить лично у Хельмута сделать из нас постоянный экипаж.
В общении с пилотами, прибывшими с передовой, я заметил те же мрачные мысли и настроения. Мы оставили Ростов и Краснодар, и сейчас выгнувшаяся дугой лука линия фронта проходила от Сталинграда через Ростов до Харькова по бескрайней плоской степи, прикрыть которую у нас не было войск. Силы Вермахта, удерживающие Кавказ и Южную Украину были рассечены. Противник продолжал теснить нас от Ростова на юге и от Изюма на Славянск на востоке. Наши основные войска сконцентрировались от Сталино до Запорожья, но сил явно не хватало, значит, затыкать бреши в степи и уничтожать переправы через Днепр предстоит «Штукам» нашей эскадры. И это при том, что на всю I группу наберется не более двух десятков рабочих самолетов, например, в нашей эскадрилье их всего шесть. Тем страшнее потери, обозначившие мой первый вылет в новых условиях.
Погода прояснилась, и после обеда два звена Ю-87 отправляют атаковать русскую батарею в районе Харькова. Из-за нехватки техники у меня нет своего самолета, сегодня мне достается удивительная машина, не знаю, что сделали с ней техники, но двигатель развивает необычную мощность, самолет обладает прекрасной скоростью и скороподъемностью, и мне трудно удерживать его в строю.
Мы выходим в указанный район, противник хорошо замаскирован, атака на малой высоте слишком рискованна, а с высоты в три с половиной тысячи метров найти скрытые орудия сложно. Мы сбрасываем бомбы, надеясь на удачу, вряд ли атака успешна, в добавление к сложностям нас пытаются атаковать русские истребители. Это «большие крысы» – Ла-5. Нам удается отбить их атаку, и я с большим облегчением замечаю, что курс на Днепропетровск берут все самолеты. Но потом происходит нечто страшное, начавшаяся метель и приближающаяся темнота заставляет нас разойтись и следовать на аэродром поодиночке. Я иду на полных оборотах, стараясь успеть сесть, пока это возможно.
В результате возвращается только наш экипаж. Через некоторое время мы узнаем, что два самолета сталкиваются в воздухе и личный состав погибает, остальные садятся на вынужденную, практически падают, есть жертвы – эскадра теряет пятерых, все самолеты разбиты.
Произвели еще один вылет на артиллерию в районе сосредоточения русских частей. На этот раз более успешно. Пушки замаскированы,
Слабое утешение для моего самолюбия – Брук проследил, чтобы Хитц назначил меня ведущим и командиром звена («роя» или «цепи» в зависимости от количества самолетов). Чувствую, что Хитц был против, он испытывает ко мне такую же антипатию, Релл выбрал нейтральную позицию, ему до сих пор непонятно, почему воюющий полтора года летчик до сих пор лейтенант без отличий.
Наступила весна, меня отзывают обратно в Рехлин. В центре закончили доводку самолета, и теперь требуются опытные пилоты для боевых испытаний.
Вначале я получаю короткий отпуск. Мой путь лежит через Берлин, где в кабинетах министерских бюрократов затерялось представление о моем награждении. Чиновники обещают разобраться, и это занимает некоторое время. Наконец, я получаю Железный Крест 2-го класса за отличие в бою.
Теперь я могу посетить семью. Сестры вышли замуж и не живут с родителями. Мой отец, в тридцатых годах недолюбливававший нацистов, убедившись в пользе их действий для германского народа и считающий коммунизм страшным злом для крестьянства, а большевиков – убийцами фермеров, окончательно простил мое юношеское сумасбродство. Следуя своему тяжелому характеру, он выказывал показное равнодушие, но я понимал, что он гордится сыном, еле сдерживая эмоции. Несмотря на временные неудачи в затянувшейся войне, мы пришли к единому мнению, что фюрер является истинным лидером нации и все еще пользуется огромной поддержкой немцев. Побывка закончена, и я еду в Рехлин.
В испытательном центре проходят подготовку заслуженные пилоты, среди которых я явно выгляжу белой вороной. Остается только благодарить судьбу и своего покровителя за то, что постоянно оказываюсь в обществе столь интересных людей. В частности, я знакомлюсь с хауптманом Штеппом – он наш командир, и обер-лейтенантом Руделем. Оба служили в известных мне подразделениях – были командирами эскадрилий во 2-й эскадре, и я встречался с ними по службе, но не имел возможности и необходимости сблизиться. Ханс-Карл Штепп до вступления в Люфтваффе получил юридическое образование, он из семьи Гессенских профессоров, очень интеллигентный и начитанный. Он невысок, с миловидным лицом большого ребенка и излучающими доброту приветливыми глазами, словом, совершенно не похож на сурового вояку, удивительно, как человек с такой внешностью мог навоеваться на «Рыцарский Крест». Его нельзя назвать фанатом от авиации, он просто профессионал во всем, за что берется, естественно, это относится и к полетам. В отличии от Штеппа, Рудель – настоящий маньяк, товарищи, знающие Ульриха, шутят, что могли застать Руделя плачущим, если по каким-то причинам тот не имел возможности летать. Его главная черта – он все время рвется в небо и на войну, для него это как опиум для зависимого. В остальном Ханс-Ульрих своеобразный оригинал, он тщеславен и малообщителен. Хотя он, как и я, из деревенских, вряд ли мы сможем стать товарищами, но летное дело знает, и его техника пилотирования безукоризненна. Он коротко рассказывает свою историю, я свою. Жалуюсь, что мало летаю на боевые задания и потому никак не продвигаюсь в плане званий, должностей и наград. Он рассказывает, что был в похожей ситуации весной сорок первого, когда ему не доверяли выполнять боевые вылеты.
Я только осваиваю новый противотанковый вариант Ю-87, а Рудель, получивший звание хауптмана, уже готовится к отправке на восточный фронт в Керчь. Мы желаем друг другу успехов и надеемся на встречу в будущем.
Новый вариант Юнкерса, на котором придется летать, оснащен длинноствольными пушками 37-мм, подвешенными под крыльями, они стреляют бронебойными снарядами с вольфрамовыми наконечниками с большой начальной скоростью и имеют по двенадцать выстрелов на ствол. Теперь Ю-87 – не «Штука», а «Птичка с пушкой». И ее основная задача – охотиться за полчищами русских танков. Приходится менять наработанные годами принципы и навыки атак с отвесного пикирования с больших высот.