Сталинъюгенд
Шрифт:
Сталин обвёл долгим, немигающим взглядом опричников, не смевших ни о чём судить без Хозяина.
– … Или вы думаете, в странах Восточной Европы мало местных жителей, которые будут держать фигу в кармане?… Правильно, много! Как вы с ними станете бороться, если их антисоветские настроения надо квалифицировать как подрывную, жестоко наказуемую деятельность… в присутствии адвокатов, представителей совместных администраций, другого контроля?… А ведь преступники начнут запираться!… Напоминаю, я говорю о вашей непосредственной, вскоре предстоящей работе… Мы об этом должны думать заранее! Или… о том, как вести себя в данной ситуации, или… о том, как такую ситуацию не допустить!
Вождь кашлянул, прикрыв рот кулачком, в котором была зажата трубка.
– Вернёмся к «уголовному делу». Когда случилось
Сталин полуобнажил жёлтые, прокуренные зубы в подобие скупой улыбки.
– Но сегодня – подчеркну – сегодня… Нам родители этих детей нужнее там, где они трудятся… В то же время спускать такие вольности мы просто не можем себе позволить… И тогда мы решили воспользоваться данной историей как своеобразным полигоном, чтобы обкатать на этой ситуации буржуазный, демократический, в кавычках, процесс, с которым мы многократно можем встретиться в освобождённой нами Европе. Что мы увидели?… Что вашего мастерства не хватило, чтобы добить даже малолетних обвиняемых, не прибегая к условиям, которые мы здесь, в СССР, в нормальной обстановке, создаем следствию… а пользуясь одними только «буржуазными» логикой и фактами… Возникает вопрос: с кем нам приходится работать? И сразу напрашивается ответ: со следователями, которые детей не смогли расколоть в деле об антисоветской организации!… Или вы ждали, что вас на каждый шаг будут подталкивать и рассказывать, о чём спрашивать школьников?… Мы ознакомились с деятельностью следственной бригады. В противовес предыдущей критике скажу – вы, товарищ Меркулов, выполнили большой объём работы… но там, где оставалось сделать последнее усилие, следствие встало! Создалось впечатление, что оно ждёт какой-то подсказки «сверху», мол, расскажите нам, кого и как надо осудить. Но!., разве мы хоть раз использовали такую практику?
Иосиф Виссарионович обмерил собравшихся взглядом, и попробовал бы хоть кто-нибудь пикнуть: «Да».
Потухшую трубку, которой до этого периодически взмахивал, Сталин обстучал о край пепельницы, положил в боковой карман кителя и продолжил:
– …За двумя зайцами погонишься… сами знаете, что бывает. Ладно, плохой опыт – это тоже опыт… Малоубедительность материалов следствия – безусловное упущение. Но мы обязаны также признать то, что следствие было нашими же руками заведомо обезоружено… Поэтому на опыте этого дела мы, сами для себя… еще раз… находим дополнительное подтверждение о сделанном раньше, на базе общеполитических рассуждений… выводе. О стратегическом выводе! О выводе про наши будущие взаимоотношения с союзниками при послевоенном разделе Европы. Этот вывод, лишний раз подтверждённый сегодня с использованием НКГБ в качестве инструмента, заключается в том, что в какой бы стране мы ни сошлись армиями с союзниками, нам надо любой ценой не допустить объединения оккупационных зон, пусть даже ценой раздела того или иного народа на не связанные друг с другом государства… Иначе во всякой такой стране, вне зависимости от нашего соприсутствия вместе с союзниками, установится буржуазная «демократия». Что – недопустимо!… Ещё нельзя забывать, что разделить тот или иной народ на части мы, конечно, сумеем… но этот процесс займёт не день и не два. Может быть, он потребует месяцы. И вот в течение именно этого времени вы должны показать миру своё умение вести состязательное следствие и суд над теми местными жителями, которые, с одной стороны, займутся подрывной деятельностью против нашей идеологии, а с другой стороны, будут делать это только на бумаге… Сделайте вывод из этой истории и подготовьтесь! У вас в запасе мало времени… От силы полтора года.
Сталин зачем-то помешал ложечкой давно остывший чай, взял стакан и отхлебнул из него.
– …А теперь я хочу немного возразить товарищу Берии. По вопросу о сравнениях… Товарищ Берия сравнил детскую организацию Шахурина с «гитлерюгендом». По форме он, конечно, прав. Но кроме формы есть ещё и содержание. И мы думаем, что «содержанием» пренебрегать не стоит. Мы внимательно прочитали дневники Владимира Шахурина. Очень интересные дневники. Этот юноша… мальчик… мечтал о мировом господстве. Эти мечты выражались в детской форме – не успел он дорасти до нужной формы… а вот содержание выглядит уже совсем не детским. Очень взрослое там содержание. И мировое господство он отдавал в своих дневниках Советскому государству! Скажете, неправильная цель? Я думаю, правильная. Очень правильная! Так что давайте, оценим его не как руководителя московского отделения «гитлерюгенда», а… оценим, по сути. Согласны, товарищ Берия?
– Да, Иосиф Виссарионович!… Точнее, наверное, назвать его лидером… «Сталинъюгенда»!
– Ну, это вы немножко перегибаете, товарищ Берия. Впрочем, продолжу. Очень жаль… что его нет больше с нами – мог вырасти сильный руководитель. Но природа, к сожалению, не сбалансировала у ученика волевой характер… и неустойчивую нервную систему. Его одноклассники оказались недостойны своего лидера. Они никаких планов на будущее не строили – они играли. Как дети. Но! Мы обязаны думать о смене. Мы не вечны. Вечным должно быть наше Государство. Из поколения этих мальчиков выйдет наша смена. Кто-то из них может вырасти в большого руководителя. Для этого они получают сейчас хороший урок. Из них не выйдет… должны найтись другие сверстники. Но опыт этих мальчиков так просто не пройдет – передастся их детям, которые родятся после войны… в конце сороковых или… в начале пятидесятых годов. Вы согласны со мной, товарищи?
– Так точно, товарищ Сталин! – ответил за всех оберчекист.
– Ну, вот и хорошо. А чтобы закончить эту тему, вы, товарищ Меркулов и вы, товарищ Горшенин, рассмотрите вдвоём материалы дела. Думаю, учитывая их юный возраст и срок, проведённый в тюрьме, под следствием… Мы их вполне достаточно наказали! Поэтому, давайте уже наконец освободим школьников из-под стражи и ограничимся… административной ссылкой: на один год каждого… на Урал или дальше, всех – в разные города. Пусть изучат свою страну не по карте, – пошутил Вождь и продолжил: – «Обвинительное заключение» подготовьте к завтрашнему дню и завтра же до десяти часов вечера выпустите их из тюрьмы. Всех одновременно. Процедуру разработайте сами… Миндальничать с родителями и устраивать сопливые встречи на площади Дзержинского – необязательно. А вопрос партийной ответственности мы обсудим позже… на партийном уровне. Не возражаете, товарищ Берия? – закончил Вождь и посмотрел на своего сатрапа.
Его сощуренные тигриные глаза на одно лишь кратчайшее мгновение победно вспыхнули в сторону обервертухая, и тот очень хорошо понял, что именно подумал Хозяин в этот момент: «Ну что, остался ни с чем, товарищ "всё про всех знающий"?… Изучил вдоль и поперёк всю мою корреспонденцию?… Сколько важных дел из-за этого перепоручил другим да отложил "на потом". А не нашёл ничего – и руки опустил. Сначала в октябрьские бумаги НКИДа залезть поленился, потом – материалами Тегеранских переговоров пренебрёг. Эх ты, аналитик!…»
На мгновение Берия потерял чувство реальности, и перед его глазами вновь встало ночное видение полуторамесячной давности. На Сталине опять был повязан пионерский галстук, но вопросов он уже не задавал. Лишь покачал головой и сказал: «Помнишь, я тебе в кошмаре снился?… Так вот, я оказался прав: муд-дак ты, Лаврентий!… Ты не против?…»
Нет, он не возражал. Сразу же после того, как Иосиф упомянул письмо Рузвельта, прояснилось, куда свернул Хозяин, и стало очень обидно.
«Неужели Ему больше нечего делать, кроме как загадывать этот ребус? Полгода он, Лаврентий Берия, уворачивался и изворачивался, чтобы не встать на пути "шаровой молнии", грозившей своей внезапностью и неуправляемостью принести массу неприятностей, и материализовавшейся теперь в мыльный пузырь».
Берия чуть не завыл от досады. Единственное, в чём он действительно признал ошибку, – это в оценке Шахурина. Точнее, он сразу оценил его верно, но придал слишком большое значение форме.
«Тут Хозяин абсолютно прав! Вот почему Он оказался столь мягок к школьникам!» – Подумал Лаврентий Вертухаевич и мысленно открыл в «деле» последнюю страницу. Осталось лишь грамотно выйти из этой истории да напоследок ещё раз напомнить о себе всём восьмерым гадёнышам, хотя и невольно выпившим из него столько крови.