Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
На этот раз никакой путаницы с санкцией. Имя Фридриха Альфреда Круппа не было напечатано нигде, кроме его свидетельства о рождении и бумаг компании. «Пушечный король» решил развернуть от его имени широкую кампанию. Это должно стать самым громадным триумфом фирмы со времен Седана и намного более шумным. Прежде всего единственный владелец фабрики известил прокуру, что Фриц является тем человеком, который наиболее подходит для службы отцу и Отечеству. Потом обрушил на сотрудников свои поучения: «Честно заслужив всеобщее доверие, я хочу вновь обратиться к нынешнему персоналу с несколькими словами совета, что я так часто и с такими хорошими результатами делал в прошлом. Тогда вопросы касались вашей безопасности и спокойствия – чисто внутренних интересов фабрики и вашей семейной жизни. Теперь я затрагиваю интересы всего германского рейха, интересы, которые конечно же являются и нашими собственными. Вопрос о войне и мире будет зависеть от духа нового рейхстага. Если мы соберемся там сильными и объединенными, Франция не осмелится напасть на нас. Но если мы покажемся слабыми и ссорящимися между собой, война неизбежна, и в таком случае нельзя исключить, что,
Его истинная цель состояла в том, чтобы заставить Герхарда Стетцеля уступить превосходящей силе и чтобы на избирательных участках был разорван на клочки альянс между СДП и центристами и, возможно, чтобы сам Стетцель ушел в цеха на невысокую должность. Были разработаны детальные планы сокрушения нынешнего депутата, включая самые жестокие формы запугивания избирателей на заводе. Но не все были осуществимы. Альфред потребовал, чтобы каждый мастер предоставил ему список своих людей с отметкой об их партийной принадлежности. Поскольку большинство крупповцев, схитрив, ответили, что не приняли решения, план не сработал. Но Крупп, так или иначе, узнавал все, что хотел. Поскольку он контролировал муниципалитет, он и диктовал процедуры голосования. Самые лояльные его подчиненные были назначены помощниками инспектора по выборам. Объясняя свои действия желанием «упростить» процедуры, они ввели, по сути дела, помеченные бюллетени; по разным размерам и цветам можно было отследить, кто за кого подал свой голос. Но что-то не сработало. Возможно, люди возмутились угрозами Альфреда; возможно, их не впечатлял Фриц, который не обладал внушительными качествами своего отца. В любом случае в то время, как в национальном масштабе Бисмарк одерживал победы, его люди потерпели в Эссене поражение от подвергавшегося нападкам Стетцеля.
«Пушечный король» воспылал гневом. Все это, заявил он, было обманом, адским заговором с целью обесчестить имя семьи. Очень хорошо. Теперь, сказал он прокуре, враг узнает его настоящий характер. Йенке осторожно спросил, что он собирается делать. «Разнести завод!» – заорал Альфред. Председатель пробормотал, что это будет нехорошо выглядеть в годовом отчете. Будучи представителем банкиров, Майер чувствовал себя обязанным возразить: «И как вы взорвете шахту?» Альфред хранил минутное молчание. Затем: «Я все распродам! Я расплачусь со всеми лояльными сотрудниками так, что они будут довольны; никто не потеряет ни пенса, если я уйду в отставку». Распродажа возможна, согласился Йенке, но зачем делать это именно сейчас? Националистам сейчас обеспечено хорошее рабочее большинство в Берлине. Бисмарк получит свои ассигнования на семь лет, и у фирмы появятся великолепные заказы. Потерпевший поражение Альфред вышел, не говоря ни слова.
Но он еще не покончил с СДП. Поэтому в берлинском отеле он составил новый приказ своей испытанной прокуре. Он потребовал, чтобы все социал-демократы были без предварительного уведомления уволены и чтобы в цехах были повешены плакаты с объявлением: «В следующий раз, когда я буду на заводе, я хочу чувствовать себя как дома и предпочту увидеть завод безлюдным, чем встретить там кого-то со злобой в сердце, каким является каждый социал-демократ». За этим последовали подробные инструкции. Инспекторы должны были обследовать каждый мусорный бак в цехах и в жилых кварталах; любой читавший прессу с критикой руководства завода или правительства подлежал увольнению. Не принимать никаких объяснений – их не принимали. Был уволен пожилой сторож, прослуживший в штате тридцать три года, как и рабочий, чья домовладелица завернула ему завтрак в запрещенную газету. Вдохновленный этими успехами, Альфред приказал нанять еще одного инспектора, чтобы проверять газеты и «использованную туалетную бумагу» на предмет бунтарских записей.
«За это десятилетие больших перемен Крупп заметно постарел», – сообщают семейные хроники. Судьба же неизвестного инспектора туалетной бумаги остается нераскрытой.
Глава 7
Остальное – мой дух
Годы заката Альфреда Круппа пришлись на период разгара так называемых малых войн, и именно эта кровавая суматоха сделала его самым могущественным промышленником в Европе. Как заметил Уинстон Черчилль, война, которая впоследствии стала «жестокой и грязной», тогда была еще «жестокой и славной» и считалась простейшим способом решения международных споров. На протяжении шестнадцати лет между падением Парижа и смертью Альфреда мир почти постоянно находился в состоянии объявленных военных действий. Не считая восстаний, аннексий, переворотов и кризисов, случилось не менее пятнадцати конфликтов с участием Франции, Австрии, Англии, России, Афганистана, Туниса, Италии, Эфиопии, Судана, Сербии, Болгарии, Черногории, Перу, Боливии, Чили, Уругвая, Бразилии, Аргентины, Парагвая, Турции, Бирмы и Китая. Испания была поглощена заботами о том, что осталось от ее колоний в Новом Свете. Даже Соединенные Штаты вели войну с индейцами. Германия была единственной великой державой, которая не была на марше, и в мирном Руре Крупп мог изучать официальные сообщения о боевых действиях и извлекать уроки применительно к своим цехам. Каждое кровопролитие служило полигоном. И вдобавок – благоприятной рекламой. После того как два его клиента сцепились в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, Крупп добился получения рекомендательных писем от обеих сторон, а на следующий год копии этих писем были разосланы через Лонгсдона каждому члену палаты общин. По сути дела, парламенту задан вопрос: почему он должен сохранять приверженность Армстронгу, если крупповское оружие благодаря массовому производству стоит дешевле, а убойная сила его выше?
Ассортимент крупповских товаров теперь включал в себя сборные тяжелые вооружения, горную артиллерию,
«ПЕРСОНАЛУ МОЕГО СТАЛЕЛИТЕЙНОГО ЗАВОДА, ШАХТ И МЕТАЛЛОПЛАВИЛЬНОГО ЗАВОДА, ПРИНАДЛЕЖАЩИХ МОЕЙ ФИРМЕ «ФРИД. КРУПП».
Имея флотилию кораблей в Голландии, железорудные копи в Испании, он стал фигурой международного масштаба. Тем не менее в собственных оценках он продолжал руководствоваться тем, что мог потрогать и взвесить, а мерой успеха служила массивность оборудования на фабрике. Когда сломался паровой молот «Фриц», он установил 5000-тонные гидравлические прессы, и фотографии Эссена того времени поражают несоразмерностью людей и их машин. Крупповцы в своих синих шапочках без полей кажутся крошечными, похожими на муравьев. Вокруг них – цепи со звеньями размером с человеческую голову; станки вдвое выше их роста, с зубьями толще, чем их руки, и заклепками больше кулаков; огненные кузнечные горны, способные заглотнуть своим горячим бессемеровским дыханием полдюжины человек. Скорее ради рекламы Альфред решил оставаться производителем самых больших в мире стальных слитков. На выставке в Филадельфии он представил гигантский ствол для немецкого военного корабля и семь пушек, главной из них была 60-тонная громадина, которая стреляла снарядами весом в полтонны из 35,5-см (13,85 дюйма) дула. Прошло ровно четверть века с тех пор, как Крупп демонстрировал в Лондоне свою маленькую 6-фунтовку калибра 6,5 см, что показывает, как быстро индустриальная революция охватила Рур.
Филадельфийская громадина – «крупповская убойная машина», как назвали ее американские газеты, – не нашла рынка в Соединенных Штатах. Альфред отдал ее турецкому султану, следуя обычаю, который в прошлом доказал свою эффективность. Подобно тому как, презентовав свое лондонское орудие потсдамскому дворцу, он в конце концов заставил прусского орла выпустить первые талеры из когтей, так и сейчас подарки в виде полевых орудий и разных безделушек принесли приятный урожай; небольшая модель железной дороги, которую он отправил китайскому лидеру, обернулась заказами на сталь для первой сети китайских железных дорог. А это позволило фабрике сохранить свое ежедневное производство 500 бесшовных железнодорожных колес и осей, 450 рессор и 1800 рельсов в то время, как запросы главного заказчика – Америки начали уменьшаться. Но на Круппа теперь работало нечто намного большее, нежели его собственная изобретательность. Его подкрепляли ресурсы германского правительства. Триумф Круппа расценивался в верхах как факел рейха; неудача Круппа – удар по тевтонской крови.
Да и вообще, прошли те дни, когда пренебрежительное отношение к прусской гордости принималось с умаляющим собственное достоинство пожатием плеч. До 1870 года образ страны представлялся в виде спокойно-добродушного флегматика с сентиментальным оттенком. Больше такого не было. Сокрушительный удар по Франции придал победителям новое, зловещее высокомерие; это были годы, когда солдаты кайзера отвечали расправой на дерзости гражданских лиц в Эльзасе – Лотарингии и даже от немецких дам требовалось, чтобы они сходили с тротуара и уступали дорогу офицеру. Как часть военного истеблишмента, престиж Круппа отождествлялся с армейской честью, ныне священной и, следовательно, неприкосновенной.
Так, небольшой инцидент в Сербии был раздут вне всяких пропорций. Уже тогда сербы были самым трудным из Балканских государств. Внутри страны один их король стал жертвой убийц, и они еще кипели гневом. За рубежом они подписали не менее четырех секретных военных договоров – с Черногорией, Румынией, Грецией и Австрией, а в 1870-х годах дважды объявляли войну Турции. Потерпев поражение в каждой из битв, Белград горел желанием улучшить качество своей артиллерии. Конкурсные испытания были устроены за пределами столицы между Круппом, Армстронгом и французским конструктором, кооперированным со Шнайдером. Англичане были быстро выведены из борьбы, но и Альфред потерпел неудачу. После частых выстрелов казенные части его орудий деформировались. Команде из Эссена потребовалось тридцать минут, чтобы произвести тридцать выстрелов на дальность от 1100 до 4000 ярдов; французы закончили за двадцать три минуты. Осознав, что на ставке его репутация, Альфред быстро протелеграфировал указание, чтобы предлагаемая цена была сокращена наполовину. Но было слишком поздно. Заказ достался Парижу. (Ничего из этого не вышло. 13 ноября 1885 года сербы уверенно зарядили свои новые орудия калибра 3,1 дюйма и объявили войну Болгарии. Четыре дня спустя они были наголову разбиты при Сливинице и обращены в бегство. Только вмешательство австрийцев спасло их от полного истребления. Альфред с удовлетворением заметил: «Плохие клиенты».)
Последствия были незамедлительными. Газета Бисмарка «Норддойче альгемайне цайтунг» начала публикацию сенсационных материалов о скрытых дефектах французского оружия. В жутких рассказах повествовалось о том, как сербские артиллеристы, которые проводили испытания с первой партией подлежащих к поставке стволов, были безжалостно убиты взрывающимися затворами и как их мерзкие кишки наматывались на стволы и лафеты. Тем временем Крупп нашел способ возместить убытки. Король Румынии Кароль I должен был приехать в Берлин. Румыны, как и сербы, не были удовлетворены своими пушками; вступив в Русско-турецкую войну на стороне России, они были тяжело прижаты при осаде Плевны. Фриц Крупп находился в столице рейха, и отец дал ему поручение назначить встречу с Каролем. «Я буду рад, если эта аудиенция пройдет для тебя благоприятно… – писал он. – Хорошо бы подготовить почву – речь идет не об орудиях, которые мы можем продавать в любое время и которые в любом случае будут рекомендованы Высочайшим в Берлине, но если у тебя будет такая возможность, расскажи ему о наших успехах в изготовлении брони». Не только Вильгельм, но также Бисмарк и обожатели Круппа в Генеральном штабе расхваливали искусство германских оружейников, и результатом стал огромный новый заказ для крепости Бухареста.