Стальное зеркало
Шрифт:
Похлебка кипит — только успевай поворачиваться, и кажется, что на спине глаза отросли. Всегда так кажется, должно казаться. Одного срубил, двоих — а за спиной попустело. Одного моего сняли, второго свалили, хорошо еще, из-под ног откатился… еще одного я достал. Пятеро на двоих… на меня и раненого — уже — последнего наемника… кажется, не уйду я отсюда.
Cлишком хорошо обучены. Слишком упрямы. И, раз уж начали, не оглядываются. Потеряли половину — и ни в одном глазу. Это они правильно. Это так и надо. Но мне от того не легче.
Цокот копыт выше по улице. Не отвлекаться, кто бы ни ехал, у этих — приказ маршала, и в драку с ними никто не полезет. Почти никто. Вот смешно, если это посол из гостей…
— Займитесь крышами! — Громкий такой приказ. На аурелианском. С акцентом…
…дальше за спиной только хорошее такое чваканье, которое бывает, когда человека разваливают от плеча до бедра, и, заметим, заживо разваливают, и вот я уже не один — а словно рядом с зеркалом. И мечи у нас с отражением нежданным почти одинаковые. И расстояние друг до друга правильное, ровно такое, чтоб не мешать.
Эти, напротив, даже не попятились. Перестроились за половинку мига — и продолжают. Даже приятно: хороших людей против меня Клод послал, не пожалел.
Но теперь уже им это не поможет. Потому что… потому что меня двое. И эти четверо, умелые, спаянные четверо, все еще стая, все еще бойцы, в полную силу — их могло бы быть и вдвое больше. И втрое. Не важно.
Даже не нужны глаза на затылке, не нужно ловить движение краем глаза. Все известно заранее: как ударит, куда шагнет, где окажется. Это в какой сказке тень человека отделилась от мостовой, на помощь пришла?
Только от тени, наверное, так хорошо не бывает. Тень — это ты. Всего лишь. А это — другой. Не ты минус плоть, а другая плоть, живая. Теплая. Быстрая. Очень быстрая, как я сам. Никогда не думал, что вот так вот — в унисон, воедино, такт в такт, — вообще бывает. Со мной. С другим. И до чего же жаль, до соплей просто, что от четверки уже ничего не осталось… слишком быстро кончились. Так бы дальше и танцевал.
Только не с кем. Остановился танец. Теперь… теперь партнера нужно поблагодарить — и объяснить ему, во что он влип и с кем связался. Если он еще сам не понял.
Обернуться… жалко немножко. Через удар сердца это будет уже не тень, не отражение, не партнер — а человек, с именем, с характером. Смелый человек, и не только. Но это еще не значит, что мы с ним сойдемся вне боя. А хотелось бы…
…мне за этого человека 150 тысяч заплатить собирались.
Потому что напарник мой, тень и отражение, двойник и партнер — собственной персоной господин посол. Собственной ромейской персоной во всей красе черно-золотой. Со всей своей и сейчас неподвижной полированной каменной мордой… замечательной мордой, замечательной персоной, и до чего ж хорош был, никогда бы не подумал. И ведь без него валяться бы мне уже под этим забором.
Не соврал тот моряк. Не соврал. Верней, соврал, да не в ту сторону. Преуменьшил. Не очень хороший боец, а замечательный. Мне вровень. Но теперь — не нужно. Теперь — меня любой заказчик поймет, что черный, что рыжий. Я все-таки не браво из их славных городов, что одного, что другого. Мне это золото для дела нужно — и какой мне в нем прок, если обо мне станут говорить, что я того, кому жизнью обязан, за деньги убил. Такого даже в нашем родном кабаке не съедят. Этот резон… да, примут. А обо всем остальном с ними говорить смысла нет.
— Благодарю, го… — Стрела арбалетная со свистом влетает в землю почти мне под ноги, а спаситель мой, вот же позер безумный, делает полшага влево. От следующей прикрывая. Ну, зараза! — Господин герцог…
— Не стоит благодарности, — цедит сквозь зубы спаситель. — Защита слабых есть первейший долг рыцаря.
И смотрит — он же меня на полголовы ниже! — сверху вниз. Как на клопа какого-то.
Лучше бы мечом рубанул, наверное…
Черт побери… знает? По нему поди прочти. Если знает, то понятно, зачем выручать полез. В своем праве. А если не знает, то колода он подколодная — оскорблять человека, который ответить не может, потому что жизнью обязан. Как есть колода, только дерется хорошо.
Поблизости кто-то падает с крыши. С громким таким стуком.
Всплыла было мысль — удобно, мол, так стоим, свита его далеко, а меч он, как по этикету положено, убрал; всплыла, да там же на поверхности и сгорела со стыда — в пепел. Посмотрел на него, ожидая, что дальше будет, кивнул молча — мол, долг, а как же иначе… не шевельнулся. Обидно, как… да нет такого сравнения. Слов таких не водится на остром моем языке.
И вот тут-то опять пожаловали люди Клода. Бегом, побольше десятка, с факелами, с оружием наголо и в полном не слишком боевом беспорядке — хотя на ходу и перестраиваются. Опять?!
У них на эту ночь других занятий не нашлось?
И что теперь делать?
Добежали, смотрят на меня… чуть только в лицо факелом не тычут. Будто нашли то, чего не искали. И хором так:
— Господин граф?
Нет, Мадонна с младенцем! Двуручным. И Святой Иосиф при мне, сиречь, господин посол.
Если эти не за мной, не по мою душу, а на шум бросились, потому что только у них гость отбыл, как поблизости драка… то кто до них был?! Кто, я спрашиваю?
Только кого бы они ни искали, а насчет меня им что-то приказывали. Потому что за спину заходят сразу же. Ну что за несчастье, я же уже и драться-то не могу, выдохся после недавнего… а передо мной Корво, а дальше его свита — двое конных, два пустых седла. Не прорвусь. И сзади десяток, и справа пяток, а слева забор. Чудесная диспозиция.
— Господа, — говорит посол, и если бы я был речкой, я бы тут же почтительно замерз, дабы состоянием своим соответствовать. Но я не речка. И устал. А на остальных, кажется, действует. — Господа, мой дальний родич, как видите, подвергся разбойному нападению. При обстоятельствах, — он слегка двигает подбородком в сторону убитых, — которые должны вас заинтересовать. А сейчас я просил бы вас со всем возможным почтением проводить господина графа к его и моему общему родственнику и вашему господину — потому что до его дома ближе, чем до моего, а в виду этого происшествия передвигаться ночью одному господину графу не стоит.