Стальной кошмар
Шрифт:
– Что ж, продолжай искать.
– Если альфа-титан распадается под действием синхронизированных частот, то, возможно, альфа- и бета-титан реагирует на лишенную синхронности вибрацию?
– Ты у нас вундеркинд, ты и скажи.
– Нет, я лучше вам покажу.
И Феррис ДОрр приступил к работе.
Огден Миллер, президент компании "Титаник титаниум текнолоджиз", взял стул и закурил новую сигару. Его лицо сияло, словно лампочка, глаза затуманились. Он уже видел, как его компания занимает первое место во всех оборонных и аэрокосмических программах и входит с ними
Под бдительным оком начальника Феррис проработал весь обеденный перерыв. Он работал до пяти часов, а потом и позже, настраивая и перенастраивая прибор и нажимая кнопку, но все безрезультатно.
И ровно в 21.48 титановый брусок на подносе "АВ" расплавился.
Мужчины с красными от напряжения глазами ожесточенно заморгали.
– Он расплавился?
– прошептал Миллер.
– Мои глаза подсказывают мне, что да.
– Я не верю твоим глазам. Равно как и моим.
– Ну что, сами запустите в него палец или лучше я?
– На этот раз я сам хочу удостоиться этой чести.
Огден Миллер подошел к подносу "АВ" и осторожно прикоснулся к холодному голубоватому металлу. Титан сверкал. Он казался холодным на ощупь, словно желе. Когда Миллер вынул палец, он сиял серебристо-серым цветом и с него, капля за каплей, стал стекать в поднос расплавленный титан. Огден Миллер оглянулся на Ферриса ДОрра.
– Ты уверен, что это альфа- и бета-титан?
– Мы сделали это!
– выкрикнул Феррис.
– И сможем теперь разливать титан по формам, как сталь!
– Мы можем ковать, сваривать его! Черт, да мы просто можем его пить!
– Боюсь, это уж слишком, мистер Миллер.
– Хорошо, Феррис, выпьем шампанского. А почему бы и нет? Давай, запиши свои расчеты на бумаге, и мы это хорошенько отметим!
– А как же с тем делом?
– С каким делом?
– Ну, насчет секретарши.
– Да черт с ней! Пусть судится. Мы уладим дело, и у нас еще останется много миллиардов.
– Миллиардов, - с придыханием выговорил Феррис ДОрр.
– Миллиардов!
Глава восьмая
Римо Уильямс проснулся с дождем.
Или, точнее говоря, Римо Уильямса разбудил дождь. Он проспал всю ночь в своем незаконченном доме прямо на жестком полу. Все его тело было в занозах от необструганных досок. Дождь начал накрапывать вскоре после рассвета, и капли стекали с потолка прямо на его спящую фигуру.
Одна большая капля упала Римо на щеку и сквозь приоткрытые губы попала в рот. Римо вскочил, ощутив языком холодный сладкий вкус. Дождь тут сильно отличался от американского с неприятным вкусом всякого рода химикалий. Римо запрокинул голову, пытаясь поймать новые капли.
Сегодня, решил Римо, он обязательно положит крышу. И тут же вспомнил, что не знает, как это делается. Он вышел на улицу и по грязи пошел к Дому Мастеров, сверкавшему под дождем, как алмаз.
Подойдя к дому, Римо постучал, но ему никто не ответил.
– Ну же, Чиун, открывай!
Он постучал снова и вновь не получил ответа. Тогда он сконцентрировался на дыхании. Западный человек, желая лучше слышать, концентрируется на слухе. Но от этого перенапрягаются чувствительные барабанные перепонки, поэтому эффект чаще всего бывает прямо противоположный. Сконцентрировавшись на дыхании, Римо расслабил мышцы тела и настроился на окружающие шумы.
Ненапряженные, но очень чуткие уши подсказали Римо, что Чиуна дома нет.
– Вы, случайно, не видели Чиуна?
– спросил он у проходящих мимо женщин с вязанками хвороста на спине.
Улыбнувшись ему, они отрицательно покачали головой.
Римо пожал плечами и толкнул дверь. Она оказалась незаперта, и он вошел.
В доме все было как прежде: на полу лежали груды драгоценных камней и стояли чаши, полные жемчугов, - только на низком столике возле трона появился лист пергамента. Еще от двери Римо узнал свое имя, написанное по-английски.
Он схватил пергамент.
Римо Темному:
Знай, о сын мой, что я не виню тебя в тех несчастьях, которые с недавнего времени преследуют меня. Мастера Синанджу, поднявшего тебя из грязи в чужой стране и приведшего к совершенству. Не держу я на тебя обиды и за то, что ты ни разу не поблагодарил меня за мою жертву. Ты не виноват и в том, что коварным образом присвоил расположение моего народа. Это их право - распоряжаться своей любовью, да и как они могли устоять перед льстивыми речами того, чьим учителем был Чиун, которого, я надеюсь, ты назовешь в своих летописях Великим. Только не думай, что я навязываю тебе свое мнение. Пиши историю так, как сочтешь нужным.
Я ушел из Синанджу, но ты не беспокойся за меня. Я нахожусь на закате моих дней, и работа всей жизни для меня окончена. Я бы остался жить в деревне, которую безвозмездно поддерживал всю жизнь, но здесь никому не нужен убогий старик, даже несмотря на его прошлые подвиги. Впрочем, я выполнял свою работу не во имя прославления Дома Синанджу, а ради продолжения традиции. И вот теперь настал твой черед принять на себя тяжкое бремя, упавшее с моих плеч. Да родится у тебя много прекрасных сыновей и да не обрушит никто из них на тебя ту же неблагодарность и позор, которыми судьба наградила меня.
Теперь деревня твоя! Тебе принадлежит Дом Мастеров. У тебя есть Ма Ли (надеюсь, ты соблюдешь традиционный срок помолвки). Я не виню тебя за то, что ты отшвырнул меня, как старый башмак, и обратил свою непостоянную любовь на Ма Ли, ранее известную под именем "Безобразная", ибо она молода, как и ты, а молодые не любят дряхлых и старых, поскольку те напоминают им об одиночестве и болезнях, в будущем уготованных и им. И порой весьма заслуженно.
Строй свои туалеты, Римо. Строй сколько хочешь. Сделай их такими, чтобы в них можно было плавать. Я согласен. И публичные дома тоже можешь строить. Пусть побережье Синанджу прославится своими публичными домами, самыми огромными в мире, которые прославят и имя Римо Темного, последнего Мастера Синанджу.