Стальные сны. Серебряный клин
Шрифт:
На бордюре фонтана сидела женщина, болтая пальцами в воде. Вокруг стаями носились вороны, то подлетая, то удаляясь. В конце площади, в тени, наблюдала другая. Это была скрюченная, сморщенная старуха, притулившаяся к стене и кутавшаяся в лохмотья от вечерней прохлады. Обе, казалось, готовы были пребывать в этом положении вечно.
Они были терпеливы.
И терпение их было вознаграждено.
В полночь появилась Тень, огромная, страшная, подобие Джагернаута. Темная, жестокая сила чувствовалась на расстоянии многих миль. Даже те, кто не владел в Новом Даре способностью к восприятию,
Дети заплакали. Матери пытались их успокоить. Отцы запирали двери, спешили укрыть своих жен и детей.
Тень с ревом ворвалась в город и понеслась к площади. Вспорхнули и закаркали вороны. Со страшной, неумолимой силой Тень налетела на ту, что сидела у фонтана.
Женщина засмеялась. И исчезла.
Вороны насмешливо галдели.
Тень выросла в размерах и снова ударила. Но женщины на месте не было. Только хохот за спиной у Тени.
Жабомордый, притворяясь Душеловом, целый час водил Тень по городу, по местам, где она могла убивать и уничтожать. Там, где и давно, и бережно вынашивалось зло, ее узнавали и она сеяла вражду. Тень была неутомима и упорна, но неразумна. Она беспорядочно носилась, безразличная к тому, как принимают ее жители, ожидая лишь, когда очередная жертва совершит ошибку.
Старуха на площади медленно поднялась и заковыляла ко дворцу местного управляющего, подчиненного Длиннотени. Вошла, пройдя мимо стражи и дозорных, очевидно не заметивших ее. Она проковыляла в кладовую, в которой управляющий хранил сокровища, награбленные им у своих подданных, и открыла массивную дверь, секрет которой, считалось, был известен лишь управляющему. Оказавшись внутри кладовой, она из старухи превратилась в Душелова. Ей было очень весело.
Пока Жабомордый водил Тень, Душелов успела ее рассмотреть. Тени приходилось преодолевать сразу расстояние между двумя точками. Жабомордый обходился без этого. Если он был внимателен, он мог все время оставаться впереди.
Душелов поняла, как можно ее упрятать.
Она потратила час на приготовление хранилища Тени, затем еще час на серию небольших заклинаний, которые бы отвлекли Тень. К тому времени когда ее найдут, она бы вообще забыла, зачем явилась в Новый Дар.
Душелов вышла и прикрыла дверь, оставив тонкую щель. Затем изменила облик, прикинувшись одним из стражников дворца. Мысленно связалась с Жабомордым.
Подскочил бес. Он был вне себя от счастья, что ему удалось заманить охотницу в лопушку. Душелов захлопнула за Тенью дверь и наглухо запечатала. Рядом очутился Жабомордый. Ухмыляясь, он сказал:
— Это было почти забавно. Если б не мои дела, я б носился так еще с сотню лет. С тобой никогда не соскучишься.
— Это что, намек?
— Клянусь мамой, это так. Мне будет недоставать вас всех: и тебя, и Капитана, и всех ваших друзей. Может, я еще навещу вас. Но у меня дела в других местах.
Душелов захихикала, как маленькая проказница:
— Ну хорошо. Побудь со мной, пока не выберусь из города. Потом можешь быть свободным. Вау! Клянусь, ну и шумиха будет. Хотела бы я видеть морду Длиннотени, когда он узнает. — И снопа расхохоталась: — Он вовсе не так умен, как ему кажется. У тебя есть друзья, которые согласились бы поработать на меня?
— Может, найдется парочка любителей приключений. Поспрошаю.
И они пошли, смеясь, как напроказившие дети.
Глава 74
— Беременна.
И нет сомнений. Стоило произнести это слово, все встало на свои места. Все стало понятно. И непонятно.
Всего один раз. Одна-единственная ночь. Мне и в голову не приходило, что со мной такое может произойти. Однако же, вот она я, тыква на спичках, сижу в своей крепости к югу от Таглиоса и пишу Анналы, глядя на дожди, которые льют вот уже пятый месяц подряд, и мечтая о том времени, когда можно будет спать на животе или на боку или ходить, не переваливаясь с ноги на ногу, как утка.
Радиша окружила меня целой стаей женщин, которые веселятся надо мной. Когда прихожу с занятий, на которых обучаю их мужчин военному делу, они тычут в мой живот и говорят мне, что по этой самой причине женщины никогда не выбиваются в генералы и так далее. Трудно носиться без задних ног, когда из-за живота их не видишь.
Кто бы там ни сидел, существо это, похоже, отличается активностью. Судя по тому, как он кувыркается, готовится стать бегуном на большую дистанцию или борцом-профессионалом.
Кажется, я неплохо все схронометрировала. Почти все, что хотела, я записала. И если верить женщинам, что бояться мне нечего и я спокойно справлюсь, у меня останется еще пять-шесть недель на то, чтобы прийти в норму до того, как спадет вода и наступит пора нового похода.
Из Деджагора от Костоправа регулярно поступают известия — их перебрасывают через реку с помощью катапульты. Там все спокойно. Он хотел бы быть со мной. И я бы от этого не отказалась. Не говоря о том, что было бы легче переносить все это. Я знаю, что в тот день, когда вода в Майне упадет настолько, что можно будет как-то переправиться, я рвану на северный берег, а он — на южный.
Сейчас я настроена оптимистично. Будто моей сестрицы, вечно все рушащей, вообще не существует. Она знает обо мне. Ее вороны наблюдают. Пусть себе торчат. Может, она наконец успокоится.
А вот и Рам. Он умылся. Клянусь, чем ближе день родов, тем более странно он себя ведет. Будто я его дитя ношу.
Он до смерти боится, что со мной может случиться то же, что случилось с его женой и ребенком. Так мне кажется. Он стал таким отрешенным, я бы сказала, тронутым. Боится чего-то все время. Бросается на любой звук. И, входя в комнату, обшаривает все углы и темные места.
Глава 75
У Рама были серьезные основания для опасений. Ему стало известно нечто, что лучше бы он этого не знал. Он узнал чужую тайну.
Рам мертв.
Он умер, сражаясь со своими братьями-Душилами, когда те явились похитить мою дочь.
Нарайяну конец. Он все еще бродит где-то, может, даже ухмыляется по-прежнему, но ухмыляться ему осталось недолго. Его поймают если не мои воины, которые разыскивают людей с несмываемыми пятнами крови на ладонях, то поймаю я. Он даже не подозревает, насколько мне удалось вернуть силы. Я отыщу его и сделаю из него святого Душилу гораздо раньше, чем он предполагает.