Стамуэн
Шрифт:
— Инга, ты не понимаешь! Я не привожу в заключении, что Райс невиновен — это вообще не компетенция следователя. Я только проверил улики. Как ни крути, Мозер всё сделал на совесть. А нестыковка со штемпелем была обнаружена уже только на суде. Мы выявили подделку и я об этом рапортую. На большее у меня полномочий нет. Неделя слишком малый срок для полномасштабного расследования. Идите, детектив. Я ещё должен составить рапорт о нашем сотрудничестве.
Он направился к Джону Уэйну и к своему удивлению обнаружил, что кишки со стены исчезли.
— Босс,
— Это ты по поводу тех гламурных розовых какашек? Прости, Патрик, они мне по ночам снятся.
— Да ладно, пусть, — великодушно простил его Патрик. — Я думаю завершать дело и писать отчёт. Только у меня комп глючит. Мозер сегодня ещё не на работе? Я присяду за его столик?
— Валяй. И справляйся до пятницы.
***
Все в управлении знали, что электроника до судорог боится Патрика Холливэя. Сэм Уиллис даже утверждал, что стоит Холливэю пройти мимо его компьютера, как тот начинает сам перезагружаться, а вместо приветствия выдаёт текст: "Внимание! Опасность!"
На все эти шуточки Холливэй никак не откликался. Он проходил мимо с тем видом, который Мозер обычно называл выражением лица старой девы, которая вдруг обнаружила, что всё лучшее в своей жизни она уже упустила.
Как бы там ни было, Патрик осторожно опустился в ту непотребную вертушку, от какой сумел избавиться. Он пытался быть внимательным, чтобы не попортить Мозеру его машину.
Очень хотелось закинуть ногу на ногу, но прошлый раз он так разбил ботинком плату на компьютере Смита, когда тот сжалился над Холливэем и пустил его на своё место попечатать. Или тот случай, когда он на минутку забрёл в конуру к охраннику и пролил тому кофе на клавиатуру. Тогда ещё Джон Уэйн застрял меж прозрачных вертящихся дверей на выходе из управления. Из-за этого всему отделу задержали выплату жалования, поскольку шеф не мог подписать платёжную ведомость, сидя меж двух небьющихся створок. Нет, работа за компом — дело сложное и ответственное, тут глаз да глаз!
Холливэй уже заканчивал отчёт, как примчалась Инга. Едва втиснувшись в тесный закуток, она пристроилась за спинкой кресла.
— Шеф! У меня идея!
— Ага, — рассеянно отозвался "шеф", медленно печатая одним пальцем.
— А что, если пошарить в памяти у компа директора театра?
— На предмет? — Патрик всё так же терпеливо тыкал пальцем, то и дело исправляя опечатки.
— А вдруг Терри шантажировала его и он подстроил дело со штемпелем?!! Ведь её перевод на новые роли произошёл только накануне! У Монка не было времени узнать про это! Я думаю, у этого толстячка директора определённо рыльце в пушку!
— Ты слишком увлекаешься, — Холливэй в последний раз кликнул мышкой и с довольным видом распрямился.
— Шеф, ты чего творишь? — оторопело спросила Инга.
— Отчёт творю.
— Да ты только что уничтожил файл!
— Что?!!
Он поискал в опции. Файл пропал.
— Да как же так? — чуть не плакал Патрик. — Я столько мучился, а ты сбила меня с толку!
— Патрик, давай без паники. Ничто не исчезает бесследно. Твой жалкий труд в корзине.
— Вот
И он в самом деле полез под стол рыться в мусорной корзине!
— Ну ты и дурачок, великий детектив Холливэй, — снисходительно сказала Инга Марушевич. — Слезай немедленно с машинки!
Она развернула кресло на ножке и вытолкнула его вон.
— Вот, смотри, твой файл в корзине, — Инга быстро отыскала пропажу. — А это что такое?
— Эй, эй! Не трогай чужие вещи! — забеспокоился Патрик. — Может, это порнуха. Мозер грешен этим.
Но она не послушала, восстановила файл и раскрыла картинку. Это был почтовый штамп. Тот самый, с неверным числом.
— Что же ты наделала, девочка? — с грустью спросил Холливэй. — Как будем оформлять изъятие улик?
— Не твоя забота, Патрик, — сказал ему Джон Уэйн. — Это моя задача.
Вопрос об аресте Мозера был лишь техническим делом.
— Почему он поставил неверное число? — спросил Уэйн.
— Я тоже ломаю голову, — признался Патрик.
— Всё очень просто, — ответила обоим Инга. — У него на стекле висит старый календарь. Этот лентяй вообще на своём рабочем месте не прибирает.
— Действительно всё просто, — ответил Джон Уээйн.
***
— И как он всё это проделал? — спросила Инга, сидя с Холливэем в уютном ресторанчике.
— Да элементарно. Вошёл, прижал её к спинке кресла и выстрелил ей в затылок всю обойму гвоздей. Зашвырнул гвоздилку под стойку, чтобы не было видать, и быстро смылся, только письмецо в конвертике сначала подложил. Тут припёрся незадачливый влюблённый. Он бесился и понимал, что девочка его дурит. Вот и написал письмо, чтобы попугать. А как увидел её мёртвую, так и потерял голову — решил, что не отмажется. Ему подсунули под нос гвоздилку на предварительном следствии, да ещё и послание его на столе нашли. И он со свойственной ему психопатичностью начал признаваться во всём, потому что кретин он несомненный.
— Зачем это было нужно Мозеру? — спросила Инга.
— Сейчас мы это уже знаем. Он был её любовником и довольно долго. Но, девица вздумала шантажировать Мозера. Добивалась, чтобы он заставил директора театра повысить её. Потом потребовала денег якобы на будущие роды. Тогда Мозер вышел на её незадачливого ухажёра, который только время зря терял, крутясь вокруг актриски. А тут она ещё пожаловалась Мозеру на угрозы этого кретина и письмецо передала. Мозеру того и надо. В-общем, если бы не эта нелепая оплошность, бедняга Райс уже болтался бы в петле.
— Знаешь, что хорошо? — спросила она его, улыбаясь. — То, что ты спас от смерти невиновного человека.
И он кивнул, соглашаясь.
***
Вечером ему позвонил Монк.
— Я думал, ты не вытянешь меня, — проговорил он со своей обычной кислой интонацией.
— Твоё дело было абсолютно верным. Я же говорил, что ни один судья не пропустил бы дело с такими уликами.
— Ты сказал, что до суда дело не дойдёт.
— А разве тебя приговорили?
— Я боялся, что ты меня кинешь, — угрюмо ответил Монк.