Стандинг
Шрифт:
Он, взбешенный, опережая меня, бросается к двери.
При виде Матиаса у него от изумления широко раскрываются глаза.
– Почему, почему, – заикаясь произносит Распухший. – Ты здесь!
Друг Матиас делает еще более удивленный вид, и оба господина делятся друг с другом новостями о своих новых назначениях.
Я, как воспитанный слушатель, ожидаю окончания взаимных поздравлений, стоя в двух шагах позади Берюрье.
Обнаружив меня за своей спиной, Берюрье качает головой.
– Так это он тебе нужен. Рыжий? – обращается он с вопросом к своему достопочтенному коллеге.
– На два слова, если позволишь, – отвечает Матиас.
Толстый с недовольной миной утвердительно кивает головой.
Он
– Послушай, Сан-А. Я пока не просекаю, что значит весь этот шахер-махер, но у меня такая мысль, что здесь попахивает дерьмом. Если ты не хочешь, чтобы я умер жестокой смертью от чрезмерного любопытства, приходи сегодня вечером в мою конуру и объясни, в чем здесь дело.
Он с важным видом поднимается на эстраду, а я с идиотским видом остаюсь на месте.
– А я-то верил в силу своего преображения, – вздыхаю я, чтобы скрыть свое огорчение.
Но Матиасу не до смеха.
– Что новенького? – интересуюсь я.
Он морщится.
– Мне домой названивал целый день какой-то тип. Он сказал жене, что позвонит еще, ровно в десять. Ей показалось, что у кего иностранный акцент и резкий голос.
– И от этого ты такой расстроенный! – говорю я немного сбитый с толку его паническим видом.
По-моему, вся эта история достала его до копчика, и он того и гляди совсем потеряет рассудок от страха!
– Меня больше всего беспокоит, – шепчет Рыжий, – что они принялись за мою жену. А в ее положении...
Я его успокаиваю с раздражением в голосе.
– Да никто за нее не принимается, идиот! Ведь они просто попросили тебя к телефону, а это, насколько я знаю, нельзя назвать насильственными действиями! Кроме того, ничто не подтверждает, что лицо, которое желает с тобой поговорить, имеет дурные намерения. Напротив, его настойчивость успокаивает меня. Кто будет целый день названивать человеку, которого они уже дважды пытались отправить на тот свет!
Он соглашается с этими доводами.
– Все же, – вздыхает будущий папа, – у меня, господин комиссар, есть задняя мысль. И достаточно хорошо зная вас, я думаю, что она у вас тоже есть, – добавляет хитрец.
Я смотрю на свои золотые. Они показывают 9 часов 10 минут.
– Сколько до тебя добираться, мэн?
– Минут пятнадцать.
– Хорошо. Я досижу до конца лекции, чтобы не вызывать подозрений, и поедем к тебе.
Его сияющая физиономия расплывается в улыбке.
– Какой вы хороший, господин комиссар.
Я прощаюсь с ним и возвращаюсь на свое место.
Его Высочество с упоением рассказывает о первом причастии. И изредка в упор смотрит на меня. Своим презрением он хочет наказать меня. Он полон решимости проучить меня за мою скрытность.
– Господа! – с пафосом взывает он, – я снова ссылаюсь на мой учебник, и вот что я читаю по поводу праздничного обеда по случаю первого причастия.
Он прочищает голосовые связки и зачитывает:
"Скатерть и салфетки на столе должны быть белыми, посуда, хрусталь – все белое. Цветовое убранство должно быть девственным и весенним: цветущие ветки яблонь, черешни, боярышника.
Очень мило будет выглядеть на столе большой лебедь из белого фарфора, спина которого сделана о виде кашпо. Туда вставляют ветку белой азалии. Блюда тоже белые. Вот некоторые блюда, которые можно подавать к столу по такому случаю: суп из устриц, редиска, рыба в белом соусе, курица в белом соусе, творог и взбитые яйца". 16
Уязвленный до глубины души, он отбрасывает в сторону свою книгу.
– Вот здесь, ребятки, нельзя перегибать
16
Текст аутентичен. – Примеч. авт.
Он прищуривает свои милые детские глаза. В этот вечер он определенно настроен на волну воспоминании.
– Это произошло так, – говорит он. – После уроков я собирался прошвырнуться к сараю на берегу реки, где мясник пускал кровь своей скотине. Меня всегда тянуло к мясу. Я подавал этому живодеру инструменты, а он в знак благодарности давал мне выпить кружку теплой крови, что для детей является самым лучшим тонизирующим средством! Как-то он просит меня сходить к нему домой за фонарем «Летучая мышь», потому что стало уже темнеть. Я лечу в мясную лавку. За прилавком никого. Я прохожу за прилавок внутрь, стучу – никто не отвечает. Тоща я одним мигом поднимаюсь на второй этаж, и что же я вижу? Мадам Мартинет, жена мясника, стоит голая перед зеркалом и принимает позы на манер Брижит Бардо. Прекрасная женщина, хотя и усатая. Задок как багажник у американского лимузина, волосатые ляжки, и цицки, как два холма, хоть палатку между ними разбивай! Она не слышала, как я вошел, и продолжала изображать из себя кинозвезд; вполне возможно, что она представляла себя Марлен Дитрих, выгибаясь перед трюмо, или видела себя между ног красавчика капитана полка спаги из фильма «Ворота в пустыню». У меня, Берю, язык отвис на метр двадцать! Я так тяжело задышал, что она в конце концов меня заметила. Сначала она прикинулась возмущенной и хотела хорошенько отодрать меня за уши за то, что, я, дескать, маленький развратник и только притворяюсь паинькой, и что я любитель подглядывать в замочную скважину и вообще. Но по выражению моих моргал она вычислила, до какой степени я был потрясен увиденным. Женщины, будь то жена мясника или сама Симона де Бовуар, на расстоянии улавливают дрожь, которая пробегает по нашей коже.
«Ты что, в первый раз видишь обнаженную женщину, маленький разбойник?» – заворковала она.
«Да, мдам,» – бормочу я, еле ворочая языком, потому что говорить членораздельно я нс мог из-за нехватки слюны.
«И что же ты ощущаешь, негодник ты эдакий?»
А так как я не мог выдавить из себя ни одного слова, она захотела сама проверить, что я ощущаю. И сразу же стала называть меня мужчинкой. А я повел себя так, как будто я на самом деле был им. Разве это не похвально, в двенадцать-то лет, а?
Когда я принес мяснику его «летучую мышь», он в знак благодарности подарил мне рог телки, с которой он перед этим содрал шкуру. С тех пор я храню его, как память.
Так вот, несколько дней спустя меня причастили. Но я не исповедовался. Потому что вы должны сами догадаться, что я не мог все это рассказать священнику, который тоже был своим человеком в мясной лавке! Вы только на минутку вообразите, что могло произойти, если бы мадам моя мать всю эту церемонию обставила по-девственному и по-весеннему! О чем напоминали бы мне, удальцу-молодцу, цветущий боярышник, белый лебедь с веткой азалии в заду и непорочная жратва, хотел бы я у вас спросить? С другой стороны, белая жратва, по моему мнению, – это не цимус. Меня просто ужас берет от бледноватой жратвы. Обед без красного мяса и без винного соуса, парни, – это уже диета, а на обеде по случаю первого причастия диету нс соблюдают.