Стандинг
Шрифт:
Представления. Она удостаивает меня бледной и робкой улыбкой и протягивает мне несколько сухую руку, которую я увлажняю быстрым поцелуем.
– Очень любезно с вашей стороны, господин комиссар, что вы приехали к нам, – шепчет она, – я полагаю, что Ксавье поднял тревогу по пустяку.
Я гляжу на своего экс-подчиненного.
– Разве тебя зовут Ксавье? – удивленно спрашиваю я.
– Это мое второе имя, – лепечет Огненный. – Моя жена считает, что это лучше, чем Раймон.
Эта маленькая деталь подтверждает мое впечатление, согласно которому дружище Матиас выбрал несвободу
Меня приглашают в небольшой салон, обставленный мебелью в стиле эпохи обезглавленного Людовика XVI. Подушки кресел вытерты сильнее, чем сиденья в испанских автобусах, ворс на коврах стерся и видна основа, а амальгама зеркала трюмо выглядит ничуть не лучше, чем амальгама гувернантки, которую я только что видел.
– Как вы находите мою квартиру? – обеспокоенно справляется Ржавый.
– Высший класс, – лгу я ему, а про себя думаю, что на самом деле не от чего поднимать хвост пистолетом из-за этих старинных залежавшихся деревяшек.
Каминные часы с картинкой, изображающей богиню, возлежащую в позе знаменитой лионской красавицы Аделаиды Рекамье, отбивают десять ударов. Матиас и его несушка переглядываются. Хотя дочка врача и заливала мне, что ее благоверный поднимает панику из-за пустяков, но по всему видно, что у нее самой душа ушла в пятки от страха.
– Он сейчас позвонит, – лепечет она.
– Какой голос был у этого человека? – спрашиваю я.
– Властный голос, ледяной, очень неприятный.
– Ваш муж говорил, что у него иностранный акцент.
– Да, если только он не сюсюкал.
– Что именно в точности он вам сказал?
Она опускается в кресло со своим грузом и шепчет;
– Он попросил меня позвать г-на Матиаса. Я ему ответила, что он в школе полиции.
Тогаа мужчина заявил мне, что ему надо срочно связаться с Ксавье, и, ничего больше не сказав, положил трубку.
Часы с богиней не скупятся и отбивают последний из десяти ударов хрустального звона.
– Потом, – продолжает дама Матиас, – человек снова позвонил.
– Когда потом?
– Примерно через полчаса. Он сказал, что решил в школу не звонить, и спросил меня, в какое время он сможет поговорить с Ксавье здесь.
Именно это, вы понимаете, меня взволновало.
Я стала задавать вопросы. Но человек меня сухо оборвал: «Речь идет о важном деле, о котором я буду говорить только с ним. Скажите, когда я смог бы с ним поговорить».
Она хмурит брови.
– Это было сказано тоном, не терпящим возражений. Я ответила, что в десять часов Ксавье наверняка вернется. Тогда человек заявил: «Идет, в десять!» и, как в первый раз, положил трубку.
Я в недоумении трясу своим котелком.
– Матиас должен был вернуться в десять часов? – удивленно спрашиваю я.
Конопатый расссивает мое недоумение.
– Госпожа Матиас и я должны были пойти в кино.
Она прерывает его, заботясь о сохранении своей репутации.
– В зале приходской церкви идет «Чудеса в раю», – уточняет она.
– И вы отказались от такого тонкого фильма? – с сочувствием спрашиваю я.
– Нам вовсе было не до этого, – жалобно отвечает молодая особа.
Проходит несколько минут. Часы
– Ваш оборотень, кажется, не отличается пунктуальностью, – замечаю я.
Едва я произношу эти слова, как за стеной раздается какоето странное пение. Чем то похожее на заклинания.
Я бросаю осторожный взгляд на Матиаса, он краснеет.
– Это телевизор! – шепотом говорит он.
Я в ответ ничего не говорю, но сам задумываюсь. Пение продолжается, затем бормочущий голос солиста умолкает, и начинается хоровое чтение молитвы. Когда хор прекратил бормотание, солист снова вступает, и все это в форме заклинания.
– Если это по телеку, – говорю я, – то, наверное, идет передача о культе воду в Черной Африке.
Внезапно кто-то несколько раз стучит кулаком в стенку.
– А это, – спрашиваю я у Матиаса, пока его красотка разливает по рюмкам ликер домашнего приготовления, – дежурное привидение?
– Это теща зовет свою дочь.
И действительно, госпожа Матиас отвечает на этот сигнал условными ударами кулака в стенку. Гравюра, изображающая священника из Арса 18 верхом на мотоцикле, от ударов начинает подпрыгивать (судя по тому, как он подпрыгивает, святой отец вполне мог закончить кавалерийское училище Сомюр).
18
Возведен в лик святых в 1925 г. – Примеч. пер.
– Хотите немного апельсинового вина? – щебечет молодая женщина.
– С удовольствием, – поспешно соглашаюсь я, опасаясь худшего. Я боюсь домашних вин, как рвотного корня. От них всегда по утрам трещит голова и жжет в требухе. Впрочем, вся драма в том, что они крепленые.
Она подносит нам две малюсенькие рюмочки, содержимое которых не могло бы утолить жажду даже канарейки.
– А ты, дитя мое, – по-дитячьи сюсюкает Матиас, – ты разве не выпьешь с нами?
– В моем-то положении, – резко, как кнутом стеганула, сказала она и так на него посмотрела, как будто два чернильных пятна поставила, – ты что, шутишь?
Еще одна из породы тех, кто считает, что сделать пацана – это исключительная штуковина. По моему мнению, Толстяк на своем первом уроке уделил этому недостаточно внимания. Что до меня, то эти бабы, которые разыгрывают из себя Жанну д'Арк из-за того, что у них объем талии сто сорок сантиметров, они меня просто раздражают. Как будто они вынашивают будущего искупителя, супермена всех мастей, на которого возлагается миссия раз и навсегда вытащить нас из дерьма! Они говорят о СВОЕМ ПОЛОЖЕНИИ с большим пафосом, чем Карл V говорил о своем. А нежная, внимательная, восхитительная семья вторит ей умильными голосками. Она сочится рекомендациями. Она готова, она переживает второе рождение с рождением мальца. Она суетится, теряется, старается. Особенно мамаши дочек; они разглагольствуют о том, как это происходило с ними, и, позабыв, что они снесли на свет божий еще одного несчастного налогоплательщика, превозносят до небес свой внутриматочный подвиг.