Стану ему женой. Ребенок от монстра

Устинова Мария

— Всего наилучшего, — он направился в сторону выхода на посадку, высокий и мощный в своем дорогом светло-сером костюме.

Я прижала Аню к груди и обернулась.

Черный «мерседес» стоял на том же месте. Андрей вышел на тротуар и смотрел на нас.

Боже, как я люблю тебя…

Как я хочу чтобы ты сделал для нас то же самое, что Эмиль сделал для своей семьи — все, чтобы остаться с нами.

Как я хочу, чтобы Аня узнала отца.

— Смотри, это папа, — я протянула руку, показывая. Между нами сновали люди, закрывая обзор,

но дочка с детским изумлением уставилась в том направлении. — Видишь? Это твой папа, Аня!

Глава 17

Когда люди расступились, Андрей стоял на том же месте.

Я вышла к нему, опустив глаза.

Плохо поступила — должна была улететь, и ослушалась. Но в глубине души понимала: я выполнила наше общее желание, в котором он никогда бы не признался ради нашей с дочкой безопасности.

Не отрываясь, Андрей смотрел на дочь.

— Привет, принцесса, — у него был мягкий голос и дружелюбная полуулыбка. Нырнув в салон, он выпрямился с куклой в руке. — Не ты потеряла?

Аня с интересом рассматривала отца, но личико сморщилось, и в глазах заблестели слезы, как только она заметила игрушку.

— Это твой папа, — сказала я, заглянув ей в лицо. — Ну же, не плачь! Все хорошо!

Я передала ее Андрею, он бережно взял ребенка на руки. От волнения я накрыла рот ладонями, глядя на них.

Думала, никогда не увижу этого.

Как он покупал эту куклу — воспоминание кололо в сердце, я полтора года на нее смотреть боялась. А теперь сам дает дочери. Она куклу не взяла, озадаченно и недоверчиво разглядывая отца. Аня положила ладошки ему на лицо — за шрамы схватила. Перемазанная слезами мордашка стала удивленной. Он замер, боясь ее спугнуть. Улыбнулся.

— А ты подросла, да? — нежно прошептал он.

С детским интересом она наблюдала за неподвижным уголком рта, когда Андрей заговорил.

— Что такое? Нравлюсь? Или нет? — он говорил осторожно, словно боялся задеть губами нежные пальчики.

Я заметила, как бережно он держит дочь, поддерживая спинку. На ощупь нашел дверцу машины за спиной, открыл, первой пропуская меня в салон, и устроился рядом с Аней на руках.

— Ну что, поехали? В гостиницу нас отвези, — велел он парню за рулем.

Авто мягко тронулось — водитель понял, что в машине ребенок. Аня наморщила носик, огляделась, словно вот-вот разревется. Ребенок устал — да и мы тоже.

Столько впечатлений. Погоня. Встреча с ним. Секс…

Я взяла Андрея двумя руками за локоть и прильнула к плечу, пока он тихо разговаривал с дочерью.

— Злишься? — мирно спросила я.

— Нет…

Я закрыла глаза.

Напросилась ведь, фактически. Сорвала отъезд. Зато моему сердцу не было больно. Так хорошо и гладко стало на душе… Счастье — это не эйфория, я давно это поняла. Фан, любовь, огненные чувства — это ярко и красиво, но счастье, это когда есть кому положить голову на

плечо и больше не плакать.

В гостинице мы, как настоящие супруги с ребенком, взяли семейный номер.

Аня вовсю зевала, и таращила на Андрея удивленные глаза, пока мы поднимались на шестой этаж. Раньше с нами мужчины не жили, присутствие отца ей было в новинку.

В номер я вошла опустошенная, наверное, так и ощущается покой, полученный в долгой и трудной борьбе. То, что хотела — твое, но вместо эйфории усталость и заслуженное чувство победы.

Андрей с Аней на руках включил свет. Номер был двухкомнатный, с детской кроваткой. Он бегло осмотрел комнаты.

— Кровать поставлю к нам. Завтра подыщу вам нормальное жилье.

— А ты? Это был твой дом сегодня?

— Нет, но если хочешь, станет моим. Хочешь там жить?

Я пожала плечами: готова жить где угодно, лишь бы с ним. Скорее всего найдет для нас надежную квартиру и будет навещать. Пока я пыталась напоить Аню молоком из тетрапака, Андрей перетащил кровать в спальню.

— Тебя в самолете покормили? — спросила я, видя, как дочка отворачивается от трубочки. — Или устала, кроха?

Она раскапризничалась.

— Устала, маленькая… Андрей, надо ее укладывать.

Он проверил постель, перевернул матрас, изучив его с другой стороны, и только потом позволил уложить дочь. Сам стоял в стороне, наблюдая, как я бережно устраиваю и укрываю Аню. Бедный ребенок уснул мгновенно. Я смотрела на умиротворенное личико, автоматически пощупала лоб — температуры не было.

Обернулась на Андрея.

Мы наедине, спокойные, уставшие, пережившие бурю первой встречи, беспокойство за ребенка, и несостоявшийся отлет.

— Давай закажем в номер бутылку вина, — тихо предложил он.

После ужина мы легли вместе, я держала пузатый бокал с бордовым вином, и лежала щекой на его груди, все еще не веря, что руки, обнимающие меня, реальность. Грудь мерно поднималась. В полумраке номера все казалось зыбким сном.

— Что произошло? — прошептала я. — В госпитале, когда ты ушел. Что было дальше?

— Давай не будем об этом, — спустя паузу предложил он.

Искал слова — не нашел. Я хорошо его знаю: не хочет отвечать, потому что там было что-то мерзкое и страшное. Что-то, о чем не рассказывают матери своего ребенка.

Я села на него верхом, сжимая бокал в руке.

Костяшками пальцев уперлась в шрамы на груди. Раньше он не давал их трогать, а сейчас забросил руки за голову, позволяя смотреть и касаться.

— Я за тебя волновалась…

— Я же предупреждал. Никогда не беспокойся за меня. Со мной все в порядке.

— Тебе легко говорить…

Я отпила холодного вина с терпким, немного ягодным вкусом, и грустно улыбнулась. Не закончила. Ему не объяснить, как плакало мое сердце. Все это время Андрей жил своей жизнью. Он полтора года не искал со мной встреч, пока я не попала в беду. Кто мы друг для друга? Какие у нас отношения?