Старая крепость
Шрифт:
Времени хватило на всё, и уже через 10 минут мы стояли в полной боевой выкладке, готовые к маршу. Рауш что-то втолковывал остающимся Отто и Кепке. Если Рюдигер не проявлял никаких эмоций, то наш ездовой, гефрайтер Адольф Кепке, постоянно кивал головой на слова обер-фельдфебеля. Со стороны он был ну очень похож на китайского болванчика. У меня Кепке вызывал неприязнь, причём не столько из-за своего внешнего вида, – низенький, толстенький, кривоногий, с мелкими острыми зубами, – сколько из-за своего сволочного характера. Он считал себя очень крутым гефрайтером, практически ровней унтер-офицерам, а с нами, обычными солдатами, общался очень высокомерно. Это вообще была нормальная практика для группы управления, к которой он имел счастье принадлежать. Попав не в обычное строевое подразделение и находясь в особых отношениях с начальством, такие индивидуумы быстро начинали считать себя выше других солдат. Но Кепке бил все рекорды по чрезмерному чувству собственного величия. Естественно, ездовой был самой презираемой фигурой из всей группы управления. В неё входили, помимо него, ещё денщик командира взвода, посыльный и горнист. Командовал этим подразделением раньше замкомвзвода, – обер-фельдфебель Рауш, но сейчас он замещал вакантную должность непосредственно командира взвода, поэтому группа управления осталась без твёрдой руки командира. Нормальным парнем в этом гадюшнике был только посыльный, – рядовой Герхард Штубе, недоучившийся студент-историк Венского университета. Компанейский, весёлый, жизнерадостный, – он единственный, кто не ставил себя выше остальных солдат. Штубе со всеми был в хороших отношениях: даже с Кепке посыльный находил общий язык. Прозвище у Герхарда, естественно, было «Студент». Денщик же и горнист были земляками из Линца. Оба маленькие и неказистые, – словно близнецы-братья. У них даже фамилии были одинаковые – Вебер. Имена разные, конечно, но по именам их мало кто звал, – в основном, по фамилиям или по прозвищам: денщик был у нас Гензель, а горнист, – Гретхен. Их это жутко бесило, но поделать с этим они ничего не могли. Впрочем, и мы старались прозвищами не злоупотреблять и пользовались ими, в основном, только в своём кругу.
Итак, со стороны головы эшелона раздался долгожданный свисток, – колонна тронулась в темноту. Оглядываюсь на наш вагон, – Отто достал платок и машет нам вслед, фальшиво вытирая несуществующие слёзы. Вот клоун! Толкаю Райзингера в бок:
– Смотри, как Отто по нам скучает. Не успели уйти – уже слёзы рекой.
Оборачиваясь, Эмиль усмехается:
– Вот придурок! Как его вообще в армию взяли?
Шагающий слева от меня Викинг тоже оглядывается, но ничего не говорит, – только качает головой. Пройдя вдоль всего эшелона, сворачиваем на грунтовку.
Мы идём по этой лесной дороге уже около часа, и сколько ещё так топать, – неизвестно. Солнце показалось из-за горизонта, но припекать ещё не начало, – температура пока вполне комфортная. Не холодно, но и не жарко. Пахнет лесом, где-то в его глубине поют птицы. Красота! Почти идиллическую картину портят только вездесущие комары, которые атакуют нас с упорством, достойным лучшего применения. Коробка с лентами и запасной ствол напоминают о себе всё чаще и весят с каждым пройденным десятком шагов всё больше. Кроме оружия и боеприпасов, каждый из нас несёт за плечами ранец «торнистер» с притороченной к нему плащ-палаткой и одеялом, газбак, лопатку, сухарную сумку, флягу и прочее положенное имущество. Хорошо ещё, что каски разрешили снять и на голову ничего, кроме пилотки, не давит. Викинг рядом каждые сто шагов перекладывает свой MG-34 с плеча на плечо. Эмиль тоже тащит свои коробки с лентами на пределе сил. Всем тяжело, все устали. Давно смолкли разговоры и шуточки, – слышен только топот множества ног, тяжёлое дыхание соседей, да редкое чертыхание сбившего ногу солдата. И вот, когда казалось, что мы никогда уже не дойдём до казарм или чего ещё там для нас приготовлено, – раздался глас с небес:
– Веселей, парни! Осталось каких-то жалких полтора километра, – и мы дома!
Я сначала даже и не понял, почему голос обер-лейтенанта Гренца слышится вроде как сверху и даже мельком взглянул в светлеющий небосвод, но потом увидел ротного, проезжающего вдоль нашего растянувшегося строя на лошади. Викинг хмыкнул и тягуче сплюнул себе под ноги:
– Да уж, сидеть на лошади всяко веселее…
– Кто на что учился, Йенс! Был бы ты ротным, – тоже сейчас гарцевал перед нами! – подмигнул обернувшийся к Лерману обер-гефрайтер Модель, – старший стрелок нашего отделения.
– Будь я ротным, – вы бы у меня вообще бегом бежали, – тяжело отдуваясь, произнёс Викинг, – Для профилактики.
– К счастью, бодливой корове господь рогов не даёт…
– Отставить разговоры в строю! – вмешивается в диалог Рауш, – Раз силы языком молоть есть, – то и вправду сейчас побежите у меня!
Тем временем, мы подтянулись к какому-то перекрестку: вернее, – к отходящей влево, вглубь леса, неприметной дорожке. Группа управления и первый взвод уже свернули на неё, теперь настала и наша очередь. Оглянувшись, я увидел колонну третьего взвода и пародию на строй наших ротных тыловиков, идущих замыкающими. Несмотря на то, что было уже довольно светло, следующих за ними 11-й и 12-й рот, не увидел: видимо, их скрывал изгиб дороги.
Лес расступился, и нашему взору открылась большая поляна с парой одноэтажных построек. Судя по запаху свежего дерева и нескольким огромным кучам стружки, – это лесопилка. По периметру поляны, в 10-15 метрах от опушки, видны большие палатки, расставленные среди деревьев. Ага, похоже, наш лагерь будет находиться именно здесь.
– А это ещё кто такие? – вытянув шею, спрашивает Эмиль.
Смотрю по направлению его взгляда и вижу какое-то подразделение, которое стоит напротив одного из домиков.
– А это, господин Райзингер, наши гостеприимные хозяева из 9-й роты! – раздаётся сбоку голос Рауша, – Они тут уже неделю находятся, – готовят лагерь для всего батальона. Вон, палатки на всех поставили. Построили столовую, уборные, облагородили территорию к нашему прибытию.
Колонна подходит ближе, уже можно разглядеть знакомые лица парней из 9-й роты. Нельзя сказать, что при виде нас их лица светятся от счастья, но мы их прекрасно понимаем. В сложившейся ситуации, другого ожидать было бы странно: впахивать тут неделю за весь батальон, а потом встречать «халявщиков», пришедших на всё готовенькое, да ещё и построившись в 4 утра, – так себе радость. Тем временем, батальон выстраивается по фронту. Посматриваем на прибывающие вслед за нами из леса роты: 11-я и 12-я подошли, больше никого. Интересно, а где остальные? В Варшаве в наш эшелон грузились ещё и два артиллерийских полковых подразделения: 13-я рота пехотных орудий и 14-я рота противотанковых орудий. Мы видели, как они в предрассветной темноте покидали состав, и думали, что «боги войны» следуют прямо за нами. Но нет, – видимо, отстали по дороге. Или вообще будут в другом месте дислоцироваться.
– Интересно, а где наши пушкари? – спрашиваю я у Викинга.
– Не знаю, – отмахивается Лерман. Видно, что он дико устал и всё пытается как-нибудь половчее перехватить свой MG-34, что, однако, ему не очень удаётся.
– Может, позже подойдут? – это Райзингер подал сзади голос.
– Конечно, попозже – им ведь ещё свои пушки разгружать! Это не мы: винтовочку подхватил, – и иди куда хочешь налегке… Да, Лерман? Викинг не даст соврать, – обращаясь к нам, со смешком произносит Модель.
Он пытается поддеть Лермана, намекая на его вовсе не лёгкий одиннадцатикилограмовый пулемёт, но тот не настроен на веселье, поэтому просто игнорирует слова обер-гефрайтера. Модель, кстати, тоже ветеран, – воевал и в Польше, и во Франции. Он – единственный в нашем отделении, кто награждён «Железным крестом 2-го класса». Помимо этого, на груди старшего стрелка красуется, как и у Викинга, «Нагрудный пехотный штурмовой знак». К тому же, они с Лерманом давно знакомы и состоят в приятельских отношениях. Любой другой бы поостерёгся подшучивать над пулемётчиком.
Наконец, перед батальоном вышел его командир, – гауптман Пракса, и произнёс короткую, но пламенную речь о том, что жить нам предстоит в этом лесочке. Светомаскировку не нарушать, распорядок дня соблюдать, расположение без приказа не покидать. Передал слово командирам рот и откланялся. Обычные общие фразы, – ничего более. Зачем мы здесь, надолго ли, – гауптман не сказал. Надеюсь, выступление следующего оратора будет более информативным.
Далее вышел наш командир роты, обер-лейтенант Гренц, и вкратце пересказал нам только что слышанную речь Праксы. В конце добавил, что подробно всё доведут командиры взводов и тоже ушёл. Ну что же, – делать нечего, послушаем взводного.