Старая крепость
Шрифт:
В моём случае, и с формой, и с содержанием всё нормально, но самовольное оставление части… Буквально накануне войны… Без пропуска… По забитым войскам окрестностям… Да я даже до палатки первого взвода не дойду, – меня сразу сдадут как нарушителя, причём свои же!
Кстати, о нарушениях: как оказалось, после отбоя на дополнительные занятия по строевой подготовке пришёл не только я. Компанию мне составил вездесущий Отто «Чеснок» Рюдигер и толстяк Иоганн Грубер из миномётного расчёта. Первый отливал в кустик прямо напротив нашей палатки, – лень до уборной было дойти, а второй сожрал весь свой сухпай на трое суток. Рюдигера поймал лично обер-фельдфебель Рауш, а Грубера – его командир расчёта, унтер-офицер Мюллер. Несмотря на предстоящее наказание, настроение у меня поднялось. Всё-таки, одному страдать не в пример хуже, чем с коллективом. От избытка чувств я даже промурлыкал хит «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Естественно, на русском. Коллеги по несчастью недоуменно на меня уставились, а Отто даже поинтересовался: что это было? Пришлось отбрехаться, что ещё когда-то давно, в школе, учил русский и вот, кое-что помню. Пронесло, конечно, но сердце чуть из груди не выскочило, – до того я замандражировал. Нужно быть осторожнее в дальнейшем.
Хотя, можно тему и развить. Сказать, что соседние пацаны во дворе были дети эмигрантов из России и пытались меня научить русскому. Ну, чтобы более-менее легализовать своё понимание языка, – на всякий случай. Чтобы никого не удивлял сей факт. Думаю, так спокойнее будет. Только сделать это нужно тонко, ненавязчиво.
Мои мысли прервали появившиеся обер-фельдфебель Рауш и унтер-офицер Винсхайм:
– Смирно! – заорал Отто, принимая строевую стойку.
– О, боже! Команда «смирно!» после отбоя не подаётся, рядовой Рюдигер, – поморщившись, произнёс Рауш.
– Бери этих двоих и начинай, Курт, – это он уже Винсхайму, – а с Рюдигером я, пожалуй, поработаю лично.
Поскольку ходить строевым среди деревьев было явно неудобно, – мы отправились на поляну рядом с лесопилкой.
Только приступили к шагистике под зычные команды Винсхайма, как появился лейтенант Вильч, – дежурный по батальону.
– Господин унтер – офицер, а что здесь происходит?!
– Унтер-офицер Винсхайм! – вскинул руку к виску Курт, – провожу строевые занятия с провинившимися солдатами, господин лейтенант!
– Это похвально. Поддержание дисциплины в подразделении, – важнейшая задача командира отделения. Тем не менее, осмелюсь спросить: почему нужно маршировать в темноте и под окнами расположения офицерского состава? Вам разве не довели порядок наложения дисциплинарных взысканий в пункте временной дислокации?
– Никак нет, господин лейтенант! – Курт вытянулся по стойке «смирно!» и ел глазами Вильча.
– Странно… Вы же из 2-го взвода, верно? Неужели обер-фельдфебель Рауш вам ничего не сказал?
– Ничего, господин лейтенант!
– Ну, тогда пойдёмте в ваше расположение, господин унтер-офицер, поинтересуемся у Рауша причиной столь странной забывчивости. Заодно и на то, как разместился второй взвод, посмотрю. Командуйте, – отступая в сторону, кивнул на нас Вильч.
В душе радуясь нежданному освобождению от ненавистных строевых занятий, мы направились к лесу. Вот и наша палатка. Но что это? В вечерней тишине, окутавшей лагерь, ясно доносится чья-то речь. Слышалась она со стороны уборной, которая располагалась несколько на отшибе по отношению к палаткам роты. Сделав знак следовать за ним, лейтенант Вильч двинулся вперёд. Чем ближе мы подходили, тем явственнее слышались команды:
– Лечь! Встать! Лечь! Встать!
– Чёрт, да это же Рауш! – воскликнул я, узнав голос нашего обер-фельдфебеля.
Лейтенант никак не отреагировал на мою реплику и шагнул за угол дощатого барака, являющегося нашим ватерклозетом.
Судя по всему, Рауш тоже узнал мой голос:
– Эй, кто там шляется по темноте? Это ты, Ланге? Не рано ли Винсхайм закончил… Господин лейтенант! – наш взводный, наконец, заметил Вильча.
– Да, это я, господин обер-фельдфебель. Смотрю, воспитываете личный состав?
– Так точно, воспитываем!
– Воспитание – это хорошо. Но ещё лучше, если оно не идёт вразрез с приказами командования. Понимаете, на что я Вам намекаю?
К сожалению, в спустившихся сумерках мне не было видно лиц, но то, что наш взводный смутился, – я почувствовал даже на расстоянии.
– Кхм… Я понимаю о чём Вы, господин лейтенант. Разрешите отправить солдат спать?
– Разрешаю.
– Всем отбой, Винсхайм старший. Приду – проверю. Свободны!
Мы повернулись и побрели к палатке. Чем там закончился разговор Вильча с Раушем я не знаю, но не думаю, что нашему взводному сильно попало. Всё-таки, несмотря на разницу в званиях, должности-то они занимали одинаковые. Когда вошли в палатку, я спросил Винсхайма:
– Курт, про что лейтенант говорил? Здесь что, свой особенный закон? Какой-нибудь лесной Устав?
– Не слышал об этом, – покачал он головой – нам тоже никто ничего не говорил. Но, думаю, мы скоро всё узнаем. Давай в койку, «отбой!» была команда!
О, да: уж чего-чего, а команда «отбой», – самая любимая. Как говаривал Ведьмак, – меня уговаривать не нужно. Поэтому, раздевшись, я сноровисто забрался на свой второй ярус и почти мгновенно уснул. Устал так, что вырубился даже несмотря на «запах молодых львов», который уже плотно стоял в палатке взвода. Засыпая, в голове мелькнуло удивление, что суровый мужской аромат с лёгкостью перебил запах свежего дерева, которым просто пропиталась наша палатка сегодня. Ну, арийцы, ну дают! Хоть бы носки стирали перед отбоем! Тоже мне, – раса господ…
Глава 4
Следующий день начинался вполне обычно: подъём, зарядка, личная гигиена, утреннее построение. Глядя сощуренными со сна глазами на вскакивающих с двухъярусных нар полуголых людей, сначала вообще не понял где нахожусь и что, собственно, происходит. Длилось это замешательство буквально пару секунд, но я всё-таки успел мысленно выматериться: чёрт, а я ведь по-прежнему здесь… За ночь ничего не поменялось. Нет, ну а вдруг? Ррраз – и проснулся бы дома, подивившись столь чудному сну. Пришлось присоединиться к подгоняемым криками командиров отделений доблестным солдатам Вермахта и покинуть особо уютную в 6 утра постель. Я сел на своём втором ярусе и, свесив ноги, стал наблюдать за метаниями рядового Рюдигера. Судя по всему, бедолага Отто был полностью дезориентирован и не понимал где находится. Впрочем, это и не удивительно: позавчера – казарма в Варшаве, вчера – теплушка в эшелоне, сегодня – палатка в лесу… Добавьте к этому ободряющие выкрики и свистки унтер-офицеров для полноты картины, чтобы иметь полное представление о происходящем.
– Боже, ну зачем так орать? – страдальчески пыхтел внизу Эмиль, пытавшийся, прыгая на одной ноге, попасть второй в сапог.
– Это они вымещают свою злость за то, что их подняли на 15 минут раньше нас, – предположил я.
– Ланге! Была команда «Подъём!» или она тебя не касается?
О, я заслужил персональное обращение от Винсхайма. Нужно как-то отреагировать. Оправдаться тем, что спрыгнуть вниз мешает скачущий на одной ноге Эмиль и мечущийся до сих пор ошалевший Отто, мне помешал последний. Рюдигер наконец-то вспомнил, кто он и где находится. Оценив ситуацию и ужаснувшись тому, что может и не уложиться в норматив по подъёму, Отто принял решение ускориться. Казалось бы: ну что может помешать нормальному солдату выбежать из палатки? Правильно: нормальному – ничего. Рядовой Отто Рюдигер не был нормальным солдатом, поэтому на всём скаку протаранил головой одну из подпорок палатки. Как говорится: вижу цель – не вижу препятствий. Палатку тряхнуло. Мне кажется, к этому столкновению он тщательно подготовился. Потому что бежал в трусах и каске. Единственный из взвода. Что заставило нашего Отто надеть каску вместо сапог – загадка. Но факт остаётся фактом: он не только каску надел, но ещё и застегнул ремешок под подбородком.