Старая развилка
Шрифт:
Ронька уже сидел рядом на корточках.
— Эй, — он осторожно приподнял ее лицо за подбородок, осматривая, насколько оно пострадало. Разбитая губа, но глаза целые, не заплывшие. Пару небольших порезов на щеке. Ничего смертельного.
— Эй, — он отпустил подбородок и осторожно похлопал Кильку по щеке, — ты меня слышишь?
Она промолчала, дыша все так же тяжело и изредка моргая.
Он похлопал сильнее, по нарастающей. Еще немного — и это превратиться в удары.
— Ты меня слышишь? — громче спросил.
— Да, — сказала Килька, смотря вперед.
Тем временем ППшер нашел ключи и отстегнул наручники.
— Встать сможешь?
Килька кивнула и попробовала встать. Пусть и с поддержкой, но ей удалось. Вздрогнула, когда ей протянули её собственный нож, но потом взяла.
Следовало спешить и убраться отсюда как можно быстрее. Пока Килька с Ронькой спускались и шли к воротам, ППшер пробежался по этажам и собрал свою законную добычу. Оружие и боеприпасы, на кухне прихватил еду, какие-то лепешки, печеное мясо, полную жидкости фляжку. Жалко, что не было времени осмотреться вокруг получше. Опасности в лице живых тут, конечно же, не осталось. Скоро стемнеет и на запах крови придут падальщики, но не это самое главное. Иногда на месте смерти бродят духи умерших и с этим никак нельзя не считаться.
Ронька остановился у самих ворот, Килька чуть дальше, ближе к первому подъезду. Оставалось дождаться ППшера.
Солнце садилось. Закат наливался красным. Обычно это значит, что наступит похолодание, но не сегодня. Сегодня причина была совершенно другой…
Стоять на месте Кильке было сложно, она сделала пару шагов к стене и вдруг увидела под ней тело. Лежащий на спине раб с зияющей дырой на месте шеи. Ронька внимательно за ней следил. Вот сейчас… сейчас, еще немного. Вот сейчас до нее дошло, что они убили даже рабов.
Килька отвернулась, оперлась руками на стену и ее вырвало. Вернее, рвать было нечем, но выворачивало долго и судорожно, выдавливая по мелочи только какую-то желчь.
Когда ППшер с добычей появился у ворот, ждать пришлось теперь уже Кильку. Братья, не теряя времени, разделили добычу. Три пистолета, три автомата, пол рюкзака патронов. С автоматами ни один из них знаком не был, они всего лишь вынули магазины, чтобы из-за дурацкой случайности не застрелить самих себя.
Когда Килька отлипла от стены, ППшер достал фляжку.
— На, глотни, — сказал, отворачивая крышку и протягивая ей.
Внутри оказалось нечто чрезвычайно крепкое. Первый глоток Килька от неожиданности выплюнула, но подумала и второй уже проглотила.
Теперь можно было и в дорогу.
Уйти далеко от города они, понятное дело, не успели.
Вещей вроде было много, но не тех: ни одеял для сна, ни одежды, ни даже кружки для воды. Пришлось остановиться у ручья и пить некипяченую воду, которую они, впрочем, сразу же дезинфицировали прямо в желудке, смешивая с содержимым фляжки. Когда попалось более-менее подходящее место для ночлега, они решили не разводить костер, потому что следить за ним было некому. Достали еду, добытую ППшером. Килька есть отказалась, сидела на низком бревне, опустив руки, смотрела так же прямо вперед и молчала. Самое странное — даже не пыталась прикрыть разорванный ворот, хотя вроде должна была сделать это первым делом. ППпшер переглянулся с Ронькой и пожал плечами. Фиг его знает, как выводят из такого состояния. Была бы истерика — тогда понятно, что делать. А так?…
Тогда Ронька подошел и сел рядом, обнял ее за плечи.
— Хорошо. Давай ты нам скажешь, что случилось самого плохого?
Килька равнодушно пожала плечами, но и не отодвинулась.
ППшер тут же оказался рядом. Сел перед ней на корточки, придвинулся ближе.
— Надо разобраться. Что могло случиться? Они тебя… ну… — он неопределенно взмахнул рукой.
— Не насиловали? — ровно спросила Килька. — Нет. Не успели.
— Ну и что тогда?
— Ты… испугалась, да? — вдруг криво улыбнулся Ронька. — Ты же до смерти перепугалась! Не знала, какой ужас способны внушить люди? — последнее слово он произнёс с большой долей презрения.
Минуту она молчала.
— Да, — вдруг сказала Килька, вся сразу как-то сникая и подалась вперед, утыкаясь лбом ППшеру в плечо.
— Точно, — изумленно сообщил тот. — Но почему? Ты же вроде охотилась на хищников с родственниками своими. Охота сейчас не менее опасна… Что-то такое рассказывала.
— Там же просто животные! Бессловесные и неразумные. А тут — люди.
Братья непонимающе переглянулись. ППшер вдруг невесело, почти отчаянно засмеялся.
— Там где ты росла, было совсем мало людей, правда? По тебе заметно, для тебя они нечто из ряда божественных созданий. Твой этот… отец может и натаскал тебя отлично в теории. Но только сейчас вокруг чистейшая практика. Знакомься… Люди… Люди гораздо хуже зверей. Им до зверей еще долго подниматься по уровню развития. Нас ничему невозможно научить. И извести не получается. Как разумные тараканы. Злобные, жрущие себе подобных. Мы даже животными называться недостойны.
ППшер положил ей на голову руку. Его голос неожиданно стал глубже, злее.
— Люди самые мерзкие существа из всех мне известных. Все люди! Все, как один. Думаешь, мы с Ронькой сильно отличаемся от тех, что там остались? От стервятников, насильников и воров? От той мрази, которая потому и выживает, что плюет на всех остальных? Не знаю, как в лесу, а среди людей выживают только те, кто идет по трупам других. По любым трупам — женщин, детей, больных и старых! Ясно? Думаешь, мы с Ронькой другие? Ну! Отвечай! — почти перешёл на крик.
— Тише…
ППшер от удивления даже замолчал.
— Почему это?
Килька подняла голову. В темноте сверкали белки её глаз и белые зубы — самое красивое, что он видел за последние годы.
— У меня нет истерики. А у тебя, похоже, сейчас начнется.
Отвечать он ничего не стал. Невозможно убить и забыть об этом, как о чем-то мимолетном, неважном. Иногда кровь с рук не смоешь, как ни старайся. Иногда она впитывается так накрепко, что каждый раз, бросая взгляд на собственные пальцы, ты невольно вспоминаешь — это руки убийцы. Все сказывается…