Старая столица
Шрифт:
— Там за мостом есть вишня, которая мне особенно нравится, — сказала Тиэко, поднимаясь со скамьи.
— Наверно, вон та. Она видна и отсюда.
В самом деле, вишня была удивительно красива. Она стояла уронив ветви, словно плакучая ива. Тиэко вступила под ее сень, и легкий ветерок опустил ей на плечи и к ногам несколько лепестков. Опавшие цветы устилали землю под вишней, штук семь или восемь плавали на воде. Бамбуковые шесты подпирали ветви, и все же их тонкие концы, увенчанные цветами, склонялись до самой
Сквозь переплетение ветвей виднелась вершина горы в зеленом весеннем убранстве.
— Наверно, это часть Восточной горы, — сказал Синъити.
— Это вершина Даймондзи, — ответила Тиэко.
— Неужели Даймондзи такая высокая?
— Так кажется, потому что вы глядите на нее сквозь усыпанные цветами вишни.
Они стояли под вишней и не хотели уходить.
Чуть дальше земля была посыпана крупным белым песком, а правее росли дивные высокие сосны.
Когда они миновали ворота Отэммон, Тиэко предложила:
— Не пойти ли нам к храму Киёмидзу?
— Киёмидзу? — удивился Синъити. А что там интересного? — было написано на его лице.
— Хочу оттуда полюбоваться вечерним Киото, поглядеть на заход солнца над Западной горой.
— Что ж, пойдем.
— Пешком, согласны?
Путь был неблизкий. Обходя шумные улицы, они сделали большой крюк по дороге, ведущей к храму Нандзэндзи, прошли позади храма Тионъин и через дальний конец парка Маруяма по узкой тропинке приблизились к храму Киёмидзу. Все вокруг уже подернулось вечерней дымкой.
На большой сцене — площадке, где ставились храмовые представления, — кроме стайки студенток, никого не было. В надвигающихся сумерках смутно белели их лица.
Тиэко любила приходить сюда в этот час. Позади них на главном здании храма засветились фонари. Тиэко, не останавливаясь, пересекла большую сцену и, пройдя перед храмом Амида, подошла к святилищу. Здесь, на самом высоком месте, тоже была своя площадка, сразу за которой начинался обрыв. Сама площадка, как и крыша над ней, крытая корой кипариса, точно парила над обрывом. Она была невелика, зато отсюда открывался поразительный вид на Киото и Западную гору.
Внизу, в городе, уже зажигались огни, но было еще достаточно светло.
Тиэко подошла к перилам и стала глядеть на запад. Она, казалось, совершенно забыла о Синъити. Юноша приблизился к ней и встал рядом.
— Синъити, а ведь я подкидыш, — неожиданно призналась Тиэко.
— Подкидыш?!
— Да, меня подкинули.
Синъити был настолько ошеломлен, что вначале подумал, будто слово «подкидыш» Тиэко употребила не буквально, а, скорее, пытаясь объяснить свое душевное состояние.
— Подкидыш… — пробормотал Синъити. — Неужели даже вы считаете себя подкидышем? В таком случае я и подавно подкидыш… В душе. А может, все люди — подкидыши: когда они рождаются, боги подбрасывают их в этот мир.
Синъити
— А, пожалуй, справедливей считать людей не подкидышами, а божьими детьми: боги подбрасывают их на нашу землю, чтобы потом спасти… — заключил свою мысль Синъити.
Тиэко глядела на вспыхнувший вечерними огнями Киото, будто вовсе не слушала Синъити. Она даже не повернула лица в его сторону.
Синъити почувствовал: Тиэко в самом деле опечалена. Он хотел было успокаивающе коснуться ее плеча, но она отстранилась.
— Не трогайте подкидыша, — пробормотала она.
— Разве я не сказал, что подкидыши — божьи дети? — возразил Синъити, повышая голос.
— Слишком сложно для моего разумения. Я не божий подкидыш, меня подкинули обыкновенные люди — родители.
— …
— Да-да! Меня оставили у входа в нашу лавку.
— Не может быть!
— Честно говоря, я не собиралась вам признаваться — это вырвалось у меня случайно, но это правда!
— …
— Гляжу отсюда на вечерний Киото и невольно начинаю сомневаться: действительно ли я родилась в этом городе?
— С вами творится нечто странное. Да понимаете ли вы, что говорите?
— Какой резон мне лгать?
— Разве вы не единственная и к тому же горячо любимая дочь оптового торговца? Правда, единственная дочь одержима странной фантазией…
— Родители в самом деле меня любят… хоть я и подкидыш.
— Кто может подтвердить это?
— Подтвердить? Тому свидетель — решетка у входа в наш дом. Решетка знает. — Голос Тиэко звучал проникновенно. — Однажды — я тогда уже училась в средней школе — меня позвала мать и призналась, что она мне не родная, что похитила меня, когда я была еще грудным младенцем. Только родители, должно быть, не договорились заранее и сначала называли мне разные места, где они меня подобрали. Отец — под цветущими вишнями в Гион, а мать — на берегу реки Камогава. Из жалости не хотели признаться, что подобрали меня у собственной лавки…
— Н-да… А о настоящих родителях вам что-нибудь известно?
— Отец и мать так добры ко мне, что у меня даже не возникало желания искать настоящих родителей. Может, они уже давно покоятся в одной из безвестных могил на кладбище Адасино. Там, где старые надгробные камни.
Мягким закатным светом окрасилась вершина Западной горы, и вот уже полнеба над Киото будто подернулось красноватым туманом.
Синъити никак не мог поверить, что Тиэко подкинули или тем более похитили. Дом Тиэко расположен в самой середине квартала оптовых торговцев. Можно бы расспросить соседей и все выяснить, но Синъити сейчас занимало другое: почему Тиэко вдруг призналась ему, что она подкидыш?