Старик, который читал любовные романы
Шрифт:
Алькальд сел и, обхватив голову руками, простонал:
– Ну что же вы за идиоты! Нет, просто кретины какие-то! Думайте, гадайте, делайте что хотите. У вас и так-то мозгов немного было, а сельва последние высосала. Никогда уже вам ничему не научиться. Сам Господь Бог вас из этой дремучей тупости не вытащит. Да, вот еще что: как вы мне надоели со своим идиотским обращением! Услышали, придурки, как зубной врач в шутку назвал меня «ваше превосходительство», и повторяете за ним как попугаи. Слово им понравилось, понимаешь ли, звучит красиво!
– А как же нам вас называть? К судье положено обращаться «ваша
Толстяк собирался было что-то ответить, но жест старика, резко вскинувшего вверх руку, заставил его замолчать. Охотники все поняли в долю секунды. Стоявшие на столе лампа и свечка были мгновенно погашены, руки потянулись к оружию, и в хижине повисла полная тишина.
Снаружи донесся чуть слышный, едва различимый звук – по дождевому лесу двигалось крупное тело. Шаги его были абсолютно беззвучны, но, пробираясь сквозь мокрые заросли, оно задевало за ветви и лианы, и вода, успевшая накопиться на листьях, срывалась и с характерным звуком падала вниз.
Зверь сделал полукруг, обходя дом погибшего Миранды. Алькальд на цыпочках подошел к старику и шепотом спросил:
– Что скажешь? Она?
– Да, – так же тихо, одними губами прошептал в ответ старик. – И она нас учуяла.
Толстяк вдруг резко распрямился и прямо сквозь темноту метнулся к входной двери. Распахнув ее, он вслепую разрядил свой револьвер в непроницаемую тьму.
Охотники зажгли лампу. Они переглянулись и вопросительно посмотрели на алькальда, торопливо перезаряжавшего оружие. Оказывается, тот вовсе не был склонен извиняться или хотя бы спрашивать мнение других участников экспедиции о своем поступке.
– Это все из-за вас, – зло бормотал толстяк, – из-за вас она от меня ушла. Сидели, болтали тут в полный голос. Я же сказал: двое спят, а двое сидят и молча караулят. А вы тут устроили чтение вслух, да еще с обсуждением.
– Сразу видно, что вы, ваше превосходительство, человек образованный, – со вздохом заметил один из охотников. – Зверя мы услышали вовремя – спасибо Антонио Хосе Боливару. И если честно, то все складывалось в нашу пользу. Оставалось только подождать немного. Тигрица еще разок-другой обошла бы вокруг дома, а за это время мы сумели бы определить, в какой именно стороне она находится и на каком расстоянии от нас. А дальше все было бы делом техники – выбрали бы подходящий момент да и выстрелили сразу из всех стволов. Стрельба на слух – дело для всех нас привычное, а учитывая количество зарядов, зверь вряд ли ушел бы от нас.
– Ну да, конечно, вы всегда все наперед знаете! Ладно, посмотрим, может, я в нее и попал, – попытался оправдаться толстяк.
– А вы сходите, посмотрите – может, и найдете в двух шагах от крыльца нашу кошку с пулей прямо между глаз. Что, не хочется? Нам, честно говоря, тоже. Смысла в этом не видим. Теперь уж подождем до утра. Надо ложиться спать, притом всем – дежурный нам больше не потребуется. Да, отдельная просьба к вам, ваше превосходительство: если на вас вдруг осмелится напасть какой-нибудь комар, пожалуйста, не стреляйте в него. Патронов нам ваших не жалко, но уж очень мы все устали и хотим поспать спокойно.
Утром, как только под пологом сельвы рассеялись сумерки, охотники вышли из дома, чтобы обыскать окрестности.
Вернувшись в дом, они разожгли примус и сварили себе кофе. Усевшийся во главе стола алькальд почесал в затылке и с видом человека, изрекающего глубокую мудрость, произнес:
– Что мне меньше всего в этом деле нравится, так это то, что ягуар-людоед ошивается всего в каких-то пяти километрах от поселка. Вот скажи мне, старик, сколько времени нужно ягуару, чтобы преодолеть это расстояние?
– Куда меньше, чем нам, ваше превосходительство, – ответил Антонио Хосе Боливар. – У ягуара четыре лапы, он умеет перепрыгивать через лужи и приземляться только на сухие кочки, и кроме того, у него нет резиновых сапог.
Алькальд понимал, что за время экспедиции успел окончательно дискредитировать себя в глазах своих спутников. При этом главным виновником он считал не себя, а язвительного, вечно выставляющего его дураком Антонио Хосе Боливара. Оставаться рядом с ним и дальше было рискованно. Этот старик, чувствовавший себя в сельве как дома, мог надолго ославить алькальда как человека бестолкового, ни на что не годного и, хуже того, трусливого.
Пораскинув мозгами, толстяк нашел удобное для себя решение проблемы. С одной стороны, все выглядело весьма логично, а с другой – он по ходу дела избавлялся от столь рискованного соседства и мог снова почувствовать себя полноценным начальником над менее строптивыми охотниками.
– Знаешь, Антонио Хосе Боливар, вот что я тебе предложу, – обратился алькальд к старику. – Ты человек опытный и в сельве провел больше времени, чем мы все, вместе взятые. Джунгли и их обитателей ты, наверное, понимаешь лучше, чем себя самого. Мы тут тебе только обузой будем. Так что давай сделаем так: ты остаешься здесь, выслеживаешь тигрицу и убиваешь ее. Если все пройдет успешно, я от имени государства плачу тебе пять тысяч сукре. Мешаться и лезть с советами к тебе никто не будет. Поступай так, как считаешь нужным. А мы тем временем двинемся в обратный путь – нужно же кому-то и поселок защищать. Возьмем зверя в клещи: ты будешь охотиться на него здесь, а мы устроим засаду на подходе к Эль-Идилио. Ну, что скажешь? Не забывай: пять тысяч сукре.
Старик молча выслушал алькальда, немигающим взглядом уставившись тому в глаза. На самом деле единственным здравым решением в этой ситуации действительно было возвращение в Эль-Идилио. В этом Антонио Хосе Боливар не мог не согласиться с толстяком. Зверь-людоед в поисках новой жертвы наверняка очень скоро выйдет к поселку, а там, в двух шагах от дома, устроить засаду не составит труда. Какой смысл устраивать облаву на дикую кошку в сельве, где она чувствует себя как дома и где придется играть по ее правилам? Гораздо проще подкараулить ее на подходе к человеческому жилью, когда она окажется в непривычной для себя обстановке, решившись выследить новую жертву.