Старинное древо
Шрифт:
На этой почве вырастает главная тема произведения, которую отечественная литература стыдливо обходила долгие десятилетия.
Прежде чем говорить о ней, вспомним биографию самого писателя.
Андрей Красильников родился в 1953 году в Москве. Окончил Литературный институт им. Горького в 1982 году (семинар драматургии В.С. Розова и И.Л. Вишневской) и уже на следующий год, в канун своего тридцатилетия, стал членом Профессионального комитета московских драматургов, что дало возможность посвятить себя полностью творческой деятельности. Автор двадцати с лишним пьес и сценариев, трёх романов и множества произведений малых жанров поэзии и прозы, опубликованных в периодической печати. Известен также как общественный деятель. В 1993 году представлял писательский цех на Конституционном Совещании, затем был членом Общественной палаты,
Андрей Красильников не только профессиональный, но и потомственный писатель. В его роду водились литераторы и в XVIII веке. На сегодня он едва ли не единственный в нашей литературе, кто может похвастаться происхождением от членов прославленного Вольного общества любителей российской словесности, действовавшего в Петербурге до восстания декабристов. В нём за всю его недолгую историю были всего четыре женщины. Одна из них – Людмила Ивановна Коростовцева (дочь писателя ещё екатерининских времён Ивана Васильевича Коростовцева) вышла замуж за знаменитого адмирала Петра Ивановича Рикорда, отличившегося и как флотоводец, и как исследователь мирового океана, и как дипломат, и как администратор, и как организатор морского дела, и как литератор, чьи «Записки о плавании к японским берегам…» до сих пор остаются крупнейшим памятником допушкинской реалистической прозы. Андрей Красильников – прапраправнук этой единственной семейной пары писателей «золотого века». Он рано потерял отца, скончавшегося от рака, когда сын ещё не ходил в школу. Воспитывала мальчика бабушка – выпускница Московского Екатерининского института благородных девиц ещё в XIX столетии, настоящая русская помещица. Именно она стала прототипом Зои Берестовой в романе. Из её рассказов будущий писатель не только узнал много важного о реальной действительности (о трагических событиях русской революции очевидцы редко вспоминали вслух, боясь рецидивов репрессий), фактов истинной, а не газетной правды, но и сумел почувствовать их нерв, ощутить боль представителей сословия, давшего России всех её великих полководцев, государственных мужей, деятелей культуры, безжалостно истреблённого или изгнанного в кровавую послеоктябрьскую эпоху. Донести эту боль до читателя, показать вредительскую сущность политики полного забвения и искажения отечественной истории, иными словами, правдиво отобразить судьбу русского дворянства после февраля 1917 года стало одной из важнейших целей романа «Старинное древо».
К этой теме писатель шёл практически всю жизнь. Она частично отразилась в романе «Отпуск», частично в пьесах «Возвращение ветра», «Тучка золотая» и даже в одном из драматических анекдотов четырёхчастных «Примет времени» («Безвозвратно»), Новый роман, который Андрей Красильников готовится выпустить к столетию Первой мировой войны («Четвёртое благословение»), тоже посвящён ей. Это и понятно: своеобразный геноцид против целого сословия, как и его пагубные последствия, – трагедия национального масштаба. И здесь правильней говорить уже не только о тематике, но и о проблематике романа.
Тут я позволю себе небольшое отступление и самоцитирование.
В книге «Что есть искусство?» (М., 2011) автору этих строк уже приходилось прибегать к термину, введённому в оборот Л.С. Выготским, – противочувствие, и доказывать, что «…стержень искусства – это та эстетическая реакция (противочувствие!) посредством которой создатель произведения передаёт аудитории некую новую нравственную информацию, кою он, создатель, сам начинает в должной степени постигать только в процессе сочинения. Причём, будучи не только создателем, но и таким же членом аудитории по отношению к своему созданию, как другие, постигает эту информацию далеко не всегда полно и адекватно. То есть можно сказать и так: художника осеняет Дух Божий, и он в меру своих сил стремится сконструировать специфический многоуровневый механизм для воплощения этого Духа в доступных для психики человека формах, познавая его в процессе воплощения.
Если такого Послания Духа нет, значит, это просто подделка, умело раскрученная дребедень.
Портрет, пейзаж или натюрморт так же, прежде всего, являются способами возбуждения у зрителя эстетической реакции, с помощью которой художник только и может донести до аудитории некую нравственную информацию, которую и сам-то он, художник, в какой-то мере осознал лишь в процессе создания
…именно анализ противочувствия позволяет понять и то, насколько “легко, без мигрени” воспринимается данное произведение, и то, насколько в нём виден человек, а не просто автор, насколько проявлен Дух Божий, а не сконструирована от скуки очередная пустая игра».
Роман «Старинное древо» отвечает самым высшим эстетическим критериям. Вот почему, задавшись целью отразить судьбу одного сословия, автор неизбежно показывает и судьбу другого. Так, как Андрей Красильников, о русском крестьянстве не писал ещё пока никто. Он его и любит, и жалеет, и с безжалостной правдивостью демонстрирует все постигшие его в двадцатом столетии беды, и вместе с тем указывает на его же собственную ответственность перед Историй, во многом приведшую к этим бедам. Причём делает это не в форме отвлечённых рассуждений, а на примере реальных, живо написанных образов. Достаточно приглядеться к таким необычным персонажам, как Фёдор Сивков или Алёна Божкова. Случившие с ними метаморфозы ясно и наглядно показывают, каким неоднозначным был двадцатый век и какой витиеватой жизненной тропой продвигалось по нему русское крестьянство.
Фантастический план в романе связан не только с чудесами, рассказанными в преданиях. Никем не объяснённые до сих пор явления, вызванные особенностями Курской магнитной аномалии, позволили пусть не правдиво (это же художественное произведение), но вполне правдоподобно выстроить самостоятельную линию, опирающуюся на традицию того самого пресловутого галлюцинаторного реализма, за который китайский прозаик Mo Янь был недавно отмечен высшей литературной премией мира. Но не буду отнимать у читателя удовольствия от непосредственного восприятия этих страниц. Напомню лишь, что такое композиционное построение, включающее три разных плана (исторический, современный и фантастический), свидетельствует о литературном мастерстве самой высокой пробы.
Автор прекрасно ощущает пульс биения современной жизни, но передаёт его не уныло, не надрывно и не многословно, как это любят делать многие современные писатели, а двумя-тремя мазками Мастера, легко и прочно запечатлевающимися в памяти читателя, и опять-таки: в образах, а не рассуждениях. Вот и здесь: леденящая душу история теракта на Дубровке показана с предельной лапидарностью, но не становится от этого менее страшной. Или любимый предмет споров патриотов и либералов последних лет: так называемая фальсификация недавней истории. Писатель приводит свой, незатасканный на телешоу пример и лаконично, но убедительно показывает, кто является истинным фальсификатором и насколько его изощрённость опасней простой человеческой глупости и невежества, легко опровергаемых многочисленными живыми участниками и очевидцами сравнительно недавних событий.
Что касается прошлого, то Андрей Красильников неспроста называет в предуведомлении Сергея Михайловича Соловьёва соавтором вставных преданий. Фактический материал для них действительно взят из его «Истории России с древнейших времён». Но это не плагиат, а умышленное следование авторитетному, научно выверенному источнику, хотя и не единственному в своём роде.
Нельзя не отметить и роль диалогов в романе. Основная литературная специальность Андрея Красильникова, как известно, драматургия. Присущее ему острое чувство жанра позволяет всякий раз, когда это возможно и уместно, переходить от монотонной интонации повествователя к живому разговору героев. От этого роман только выигрывает: он читается легче, сюжет становится увлекательней, а язык разнообразней. Вполне допускаю, что кое-кому мысли автора покажутся спорными, выводы ошибочными, но в чём абсолютно уверен: читать «Старинное древо» никому не будет скучно.
Сейчас, как я уже упоминал, Андрей Красильников занят историко-биографическими изысканиями. В его роду было много людей, которые смогли стать частью Истории. Они, конечно, были разными, эти люди, но главный стержень в них присутствовал всегда: расценивали свои поступки сквозь призму пользы Отечеству. Главному либеральному тезису: человеческая жизнь – высшая ценность противопоставляли девиз: честь важнее жизни. Думаю, роман «Старинное древо» стал важным этапом для подхода к крупномасштабной семейной саге, первую часть которой мы с нетерпением ждём от писателя уже в этом году.