Старость аксолотля
Шрифт:
– Страшное дело – глия, – он надувает губы.
Доктор вежливо смеется, руки в карманах пиджака, левая нога согнута.
– И что теперь? – спрашивает он уже тише.
– Пока что владельцы этого абака не появились, – заявляет ксенотик, – и я не рассчитываю, что они когда-либо здесь появятся. Они знают, что мы знаем. Как полагаешь, доктор, – он криво усмехается, – неужели они сами обратились за советом к какой-то гадалке?
Криптолог быстро моргает. Он открывает рот, но под мрачным взглядом Агерре оттуда не вырывается ни слова. Теперь уже они оба боятся одного и того же.
9. Приближается инквизитор
Первым на ум Фредерику приходит Сцилла Миазо; но нет, тут уже нужно действовать официально, постфактум для Агерре будет выглядеть не лучшим образом использование Пса в столь серьезных вопросах.
Вторая мысль касается Инквизиции.
Инквизиция существует, но ничего удивительного, что она не сразу пришла Агерре в голову; с момента основания Ордена она представляет собой исключительно сухую запись в статусе ОНХ. Она до такой степени забыта, что Primus Inter Pares Ордена вынужден проверять в реестрах, поскольку сам не помнит, кто сейчас является Великим Инквизитором Ordo Homo Xenogenesis. Проверка показывает: фрай Настазия фон Равенштюк. Агерре предполагает, что сама Настазия не помнит о своей должности, до сих пор лишь номинальной. С ней не связаны никакие финансовые привилегии или обязательства, а прочие права вступают в силу лишь после того, как ими наделит Примус. Затем инквизитор должен под присягой Стража представить полный отчет о своих действиях Высшему Совету Ордена. В итоге все это крайне забюрократизировано и неудобно. К тому же на время исполнения своих обязанностей инквизитору запрещено коммерческое Ваяние – штраф за нарушенные им ранее заключенные договора платит Орден, но это слабое утешение.
Настазия фон Равенштюк ОНХ (номер 103 у Лужного, четырнадцать лет без сна) отличается также тем, что успела до сизигии родить двоих детей. Ее дочь также показала глиосовместимость на тестах, но отказалась от проведения сизигийных испытаний.
Агерре посылает Настазии высокоприоритетное требование связи, но в течение последующих нескольких часов получает лишь информацию о пустоте в Иллюзионе с ее стороны. Когда наконец связь устанавливается (с самого начала под бесконечным крипто) и Агерре посещает Настазию, быстро становится ясно, почему ему пришлось ждать: она только что закончила Ваяние на полном SpaceSculptor'е.
Она принимает Примуса в своем Саду-пристройке, на орбите Дао Ся, в перерыве перед Ваянием в пределах атмосферы.
– Что случилось, фрай? – беспокоится она, завязывая белое кимоно и ведя Фредерика в гостиную.
Сад Настазии невелик – стандартный приросток на гигантском массиве китайского стотысячника. Желто-голубая Дао Ся, медленно вращающаяся под их ногами (живокрист пола прозрачен), – очередная из колонизационных планет КНР. «Стотысячник» означает не тоннаж, но количество размещенных в нем иммигрантов. Массовая межзвездная миграция окупается лишь благодаря ксенотикам. Суммарные расходы по сути весьма низки: пятнадцать долларов на человека за транспортировку лифтом Кларка, пятьсот за Ваяние и какие-то несущественные гроши за живокрист среды обитания. Так что мандарины спихивают их транспорт за транспортом, лишь бы подальше от Ферза. КНР поддерживает постоянные контакты с двумя дюжинами ксенотиков.
Агерре и фон Равенштюк садятся в гостиной; стампа ксенотички сводит свет планеты и звезд к крупнозернистому четвертьмраку. Но прежде чем сесть, Агерре подает ей конверт. Настазия осторожно вертит его в пальцах с длинными темно-лиловыми ногтями: конверт закрыт официальной печатью ОНХ. Фон Равенштюк ломает воск, достает документ, читает, и у нее расширяются глаза. Если бы не Страж, у нее наверняка участилось бы дыхание и подскочил пульс.
– Что это?..
– Глинный оригинал уже ждет вас в Замке.
– Джииз.
– Здесь еще нет лифта, так что вы Переваяете их на поверхность, но сразу же после разрываете контракт и начинаете допросы. Все на открытых Стражах – я даю вам высшие инквизиторские полномочия, можете редактировать их гормонально.
– Но… кого?
– Всех, фрай, всех.
Настазия фон Равенштюк смотрит на Агерре как на сумасшедшего – или пророка.
Ксенотик небрежно смеется, наклоняется к ней, коротко сжимает колено.
– Спокойно. Пока что ничего не случилось. Я вам все расскажу.
И он действительно рассказывает. Всю историю. Настазию, как инквизитора, связывает теперь в стократ более мощная присяга конфиденциальности. Агерре начинает с Хамелеона и лорда Амиэля, заканчивает Глупцом и глиокристным сверхсветовым компом.
Настазия внимательно слушает; она уже несколько успокоилась, наверняка записывая весь разговор.
– Но я все равно не вижу тут поля для инквизиции, – наконец говорит она. – Вне всякого сомнения, за этим стоит какая-то сила. Хамелеон. Технологии. Масштаб предприятия. Впрочем, вы сами говорили. Так что это за материал для следствия внутри Ордена?
– Есть две предпосылки участия в этой афере неспящих, – Агерре поднимает палец. – Primo: удаление Глупца от Точки Ферза и время, в течение которого это продолжалось. Посчитайте. Число Ваяний, количество рабочих часов ксенотиков. Наверняка им пришлось нанять не одного, может, даже полтора десятка, если только это не были эксклюзивные договора, что вряд ли, ибо тогда они неизбежно обратили бы на себя внимание. Так что неспящие все знали. В течение трех лет! А лорд Амиэль – едва он начал разнюхивать, что к чему, как его убили. Доверились бы они присяге ксенотиков? Как вы считаете?
– Их должны были связать друг с другом значительно сильнее.
– Да. Но каким образом? Это первый повод для расследования, – Агерре поднимает второй палец. – Secundo: откуда они знали? Откуда они знали о лорде Амиэле? Никто не знал, даже его жена; а они знали. Откуда? Предположим, что у них имелись высокочувствительные детекторы, и они обнаружили Ваяние Ори. Но это все равно не выдало бы им личность Есады, или тем более лорда Амиэля.
Настазия встает, подходит к бару, быстро наливает себе какой-то напиток (наверняка безалкогольный – для неспящих от алкоголя немного пользы), нервно осушает стакан.
– Ксенотические гадания, – говорит она, не оглядываясь на Агерре.
– Вот именно.
– Крайст.
Фон Равенштюк глубоко дышит, минуту, две. Снова наливает себе.
– Сколько нас было в последнем бюллетене Лужного?
– Тысяча сто семь после сизигии, тренингов и присяги.
– И я должна их всех… допросить?
– Одного за другим, – спокойно кивает Агерре. – Под открытыми Стражами.
– Крайст!
Настазия снова садится, устало отбрасывая рыжие волосы на затылок. Под распахнутым кимоно видны приятные округлости декольте. По Дао Ся перемещается терминатор, в Саду инквизитора становится еще темнее.