Старшая школа Йокай 2
Шрифт:
— В смысле дежурство? — обалдел недзуми.
— В смысле тебе эту часть не покажут, придется поверить на слово, — ободряюще улыбнулся председатель.
— А что еще в деревне есть? — Томоко вдохновилась рассказом и жаждала подробностей.
— Целый один сельпродмаг «Счастье», библиотека, совмещенная с почтовым отделением, гостевой дом, совмещенный с рюмочной, и коттедж одного «нового русского», — без запинки перечислила Наташа. — Поблизости еще кладбище, пионерлагерь «Совенок», фабрика и группа туристов-палаточников. Ну, и совхоз с военной частью, но об этом мы уже рассказывали.
— А что на фабрике? — я искренне жаждал, чтобы Томоко не решила остаться в этом оплоте коммунизма.
— Да хрен его знает, — махнул рукой председатель. — Большинство поселковых сумело там поработать, но так и не смогли сказать, что делали. Кто-то точил детали, кто-то мешал химию. Что выпускали, никто не знает. Вроде кто-то собирал танки или тракторы. Кто-то молол муку… Но по этому поводу вообще никто не нервничал. Зарплату платили регулярно, путевки в дома отдыха были. Хорошая жизнь закончилась, когда взорвался пятый цех. Ночью окрестности полыхнули взрывами, небо было как утреннее. И никто так и не смог сказать, что ж там взорвалось. В пятом цеху не то никто не работал, не то если и работал, то не признавался.
Пока Степан отпивал чай из стакана, Наташа продолжила историю:
— Пожар был потушен, и на следующее утро выяснили, что пятый участок и цех покрыты какой-то плотной серебряной пылью. Проблема заключалась в том, что за цехом располагались склады готовой продукции. Народ запаниковал. Пришли какие-то важные люди, что-то тыкали щупиками, что-то замеряли, а потом наклеили пломбы на все двери и исчезли в столицу. Производство встало, фабрику закрыли. А потом появились охотники полазать по серебряной пыли. Кто-то оттуда не вернулся, а кто-то тащил воистину невероятные находки.
— Как я сейчас помню, приходят эти свалкеры со своими чудесами и давай показывать, мол, смотри, Степан Дмитриевич, осколки чужой цивилизации нашли. «Неломающийся трамблер», «неукрадаемая лестничная лампа», «мужские брюки подходящего размера, которые не жмут в бедрах», «непромокаемые шнурки», «динамовские кеды с нетрескающейся подошвой» и многие другие совершенно фантастические вещи.
Мы слушали байки и тоже постепенно проникались происходящим.
— А с пионерским лагерем что не так? — Уэно, кажется, втянулась в окружающее безумие.
— Да всё так, — удивилась Наташа. — Дети как дети. Бегают, в «зарницы» играют, под горн просыпаются.
— Еще бы хоть один автобус этих детей сюда привозил и отвозил — цены бы такому пионерлагерю не было, — прокомментировал Степан Дмитриевич. — А то у них там, похоже, бесконечное лето.
В опорную балку постучали. На пороге веранды стоял подтянутый мужик в форме.
— Дня доброго, Степан, Наталья, гости, — он снял фуражку, на которой золотился шнур.
— Ребята, это наш участковый, — пояснил Дмитриевич. — Добрый день, Герман. Как что, всё путем?
— Да нормально всё, — сказал Герман. — Нина-продавщица третий день проходу не дает. То у нее калькулятор стащили. Сама утверждает, что всю жизнь счетами щелкает, но калькулятор, понимаешь ли, стащили. То опять товара недосчиталась. И пропало-то, главное, чай и конфеты!
— Странное дело, — нахмурилась Наташа. — Если б пионеры в магаз залезли, то и ежу понятно: взяли бы лимонад. Если б военные, то чай куда ни шло, но конфеты им без надобности. А если из поселка кто, то водку бы брали, чай-то кому сдался?
— Да я и сам башку сломал, честное слово, — признался участковый. — А вчера вечером приходит, лица на бедняжке нет, трясется вся. Говорит, пришел к ней йети, который на фабрике работал, и показал, что там болотные огоньки где-то у кладбища. Она, дура, и пошла посмотреть. Прибегает ко мне и начинает жаловаться, что кто-то на кладбище костер жжет пентаграммами и заклинания читает.
Вся компания превратилась в слух. Кажется, жизнь у Германа была нескучной. Он протер лоб усталым движением и надвинул убор обратно на голову.
— Я проверил всё. Вот прихожу к ней и говорю: мол, Нина Прокофьевна, по вашему заявлению проведена работа. Оказалось, что это Баба Яга на вверенной собственной территории жарила шашлыки. Ну, не сама, конечно. К ней племяннички приехали на побывку и с розжигом там чего-то напутали, перелили. А вы больше не бойтесь, Нина, там всё законно. И она как давай рассыпаться в благодарностях, мол спасибо, какой у нас участковый хороший. Не знаю уже, как отвадить ее. Нравлюсь ей, наверное.
— Думаю, Герман, всё проще, — Наталья широко улыбалась. — У Нины в магазине есть книжка долговая, там все в поселке ей должны, включая «нового русского». Кроме вас, — улыбка стала еще шире.
— А зачем ей, чтобы там был весь поселок? — я не выдержал накала деревенских страстей.
— Да она с помощью этой книги, случись что, любого мертвого поднимет, потому что пока не расплатишься — хрен тебе, а не умереть, — расхохотался председатель. — Больно заботлива наша Нина, всё на ней держится.
Мы уходили в сторону оставленных квадроциклов в смешанных чувствах. Наташа махала нам рукой с веранды, пока мы не скрылись за поворотом.
— Ко-тян, ты хоть что-нибудь из этого бреда понял? — медленно проговорила Уэно.
— Я считаю, что в этой истории охренеть как не хватает жидорептилоидов с планеты Нибиру, — признался я.
Мы поднялись на небольшой холм.
На все конопляное поле был нарисован исполинский симметричный знак.
— Или это комбайн заблудился, или мне нужно забрать слова обратно.
Мне пришло в голову, что в целом музей был интересен. Как минимум в энтомологических целях.
— Правим вот туда, — я показал рукой.
На отшибе у кладбища, у самой кромки леса стоял странного вида домик. Перед ним раскидывался небольшой огородик, и пастораль портили только удивительные сваи, держащие избушку. На парковке уже были три военных «Урала», ступа, метелка и один пегой расцветки конь.