Старшая школа Йокай 2
Шрифт:
Он наморщил лоб.
Далеко домой.
Вернусь на Фудзияму -
Тогда напишу.
Темная гарпия впала в прострацию. Из-под ее опухших век выкатилась крупная слеза.
— Так, а ты что расклеилась? — я напустился и на нее. — Тебе есть где жить и с кем читать стихи! Быстро приведи себя в порядок!
— Тоже хокку, господин? — она вытерла слезу перышком.
— Нет, тебе пирожок!
Она задумалась.
— А, знаю.
а если правда мир театр вдруг
то можно мне другую роль
и посмотреть вообще сценарий
и получить бы гонорар
Закончив пирожок, она разревелась с утроенной силой. Белоперая гарпия, сидевшая на той же ветке, бросилась ее утешать. Рыжая не выдержала:
— Ну, какие итоги?
— Зуб даю, ничья, — я развел руками.
— А вы что хотели-то? — задала она самый резонный вопрос.
— Да мы просто мимо шли… — я больше не нашелся, что ответить.
— Ну так и шли бы…
Томоко очнулась. Я помог ей встать. Чувствуя себя героями плохого анекдота, мы оставили гарпий, перешли поляну и продолжили дорогу.
— Костя, а что это вообще было? — Уэно сдалась после десяти минут молчания.
Я вышел из размышлений о судьбах мира.
— Да всё просто. Это русские гарпии.
— И ты им явно знаком, — продолжила она.
— Да я тут всем блин знаком, куда ни плюнь. Короче, есть у нас, если верить рассказам, три гарпии. Гамаюн — птица вещая. Это та курица, которая с рыжими перьями, внизу топталась. Она байки травит. Алконост — птица счастия, с белым пером. Если услышишь, как она поет — хороший знак. А есть Сирин, птица темная. Она не то чтобы злобная, просто когда целыми днями и ночами рыдаешь о судьбах мира и о том, как всё плохо и все умрут, доброй в принципе не будешь. Одичали они совсем, к людям не выходят, вот и устраивают поэтические сражения от безделья.
— А это вроде испытания? — вопросил крысюк. — Ну, когда в подземелье за сокровищами идешь или там на Олимп карабкаешься, положено ведь, чтобы по дороге ты встречал всякую шушеру, которая не будет давать тебе пройти спокойно? Что дальше? Скелеты, демоны, големы, катящиеся каменюки?
— Ох не знаю, — пожал плечами я. — Может, и оно. Я-то за вишнями, как ты уже понял, ни разу не ходил. Для меня и то секрет, что там будет по дороге.
На следующей полянке стоял небольшой домик странного вида. До ближайшей деревни было далековато.
На пороге сидела низкорослая старуха, перебиравшая не то крупу, не то семена. Ее узловатые пальцы мелькали, и в чистую миску сыпались светлые семечки, а под крыльцо летела шелуха. Увидев нас, она отставила миску и всплеснула руками.
— Ой, живые появились! Ну хоть кто-то здесь ходит!
— Здравствуйте, бабушка, — вежливо сказали девушки. Я же напрягся. Мы стояли на дороге посреди Нави. И мы так же хорошо, как и владелица домика, знали: живым здесь делать абсолютно нечего.
Старуха тем временем убирала миски, вставая на ноги. Она была одета в лохмотья, но ничто не выдавало бы в ней кого-то необычного.
— Девоньки, а может, вы мне помощь посильную окажете? — ее голос был заискивающим. — Волосы свалялись совсем, всё боюсь, что насекомые там какие заведутся. Здесь в лесу только отвернись.
Уэно с сомнением взяла предложенную расческу. Старуха присела на небольшую лавочку, а кицунэ принялась разбирать ее колтуны.
— Ай! — минут через десять, которые мы маялись от безделья, лисичка потерла колено.
— Что такое, милая? — спросила старая женщина.
— Как будто укусил кто.
И тут у меня сложилось.
— Есть такая штука, — я вполголоса говорил по-японски. — Я извиняюсь за выражение, но оно зовется жалмауыз кемпир. Это старуха, которая маячит где-нибудь в лесу подальше от человеческих жилищ и ничем особенным визуально не смущает. Занимается тем, что увлекает молодых наивных девушек в свой домишко, а дальше по несколько раз в день заставляет похищенную искать насекомых в своей голове. В это время тихо и незаметно сосет у девушки кровь из колена. Через несколько дней девушка остается без большого количества крови и падает. Тогда жалмауыз кемпир съедает ее.
— Очень увлекательно, — Уэно продолжала чесать колтуны. — А это какая земля вообще?
— Это почти Казахстан, — пояснил я.
— Отлично. Костя, будь добр, уведи ребят хотя бы метров на двадцать от нас.
Остаток картины мы наблюдали издалека. Уэно прикрыла глаза, а потом из кармана достала крохотное зеркальце и продемонстрировала старухе. Та, вскочив с лавки и схватив клюку, пыталась огреть кицунэ по хребту. Лисица, громко смеясь, увернулась, кинула расческу на землю и бросилась к нам.
— А вот теперь бежим, — она схватила нас с Томоко за руки и рванула по дорожке. Недзуми поспевал без труда. Выкрикивая иноземные проклятья, жалмауыз кемпир какое-то время следовала за нами, а потом отстала.
— Всё, больше не будет чем зря заниматься, — выдохнула Уэно. — Нами уж точно не заинтересуется.
— Я стесняюсь спросить, что это было? — раздался голос Томоко.
— Да проще не придумаешь. Я когда поняла, что меня какая-то штука грызет за колено, сопоставила Костин рассказ и то, что чувствую. Подумалось, что как-то эту дрянь надо проучить, раз она цивилизованную лису от хомо сапиенс отличить не в состоянии. Я морок и наслала. Достаю зеркальце, показываю ей и щебечу: смотрите, мол, бабушка, теперь вас точно насекомые не побеспокоят. А в зеркальце она налысо побритая.
— Мда, — Кавагути хихикал. — Меня знаешь что больше всего раздражает? Когда создание настолько тупенькое, что свято уверено: уж оно-то знает всё и всех на свете и никогда не ошибется.
— Костя, — Уэно отдышалась, — а какой там дальше монстр по плану?
Я задумался.
Впереди плескалась какая-то большая вода.
— Первое препятствие — слово, второе — слабенький демон. Дальше или какая-то тупая физическая сила, или расплодившиеся мифологические монстры, или что-то знаковое. Анализу оно не поддается.