Старшая школа Йокай 2
Шрифт:
Недзуми горько улыбнулся.
— Он сказал, что в жизни не поднимал больше двух сотен килограммов за один раз, для этого у него были шиноби помладше. Вшестером возьмутся — и нормально, как-нибудь дотащат. А еще он сказал, что недзуми тупее себя не знал и с детства, чтобы осилить простенькие вещи вроде таблицы умножения, был вынужден сидеть за учебой вдвое, втрое дольше прочих. Если уж тот некромант, неленивый настолько, чтобы достать его кости, предлагает мне вещь, способную сразу дать мне власть… власть, которой ни у одного недзуми в мире еще не было — какого черта я вообще хватаюсь за старые неподтвержденные сказки, обросшие подробностью в силу устного народного творчества. Вот что он мне сказал.
— Хамада Йоши, воистину, был умнейшим из недзуми, — задумчиво произнес отец. — Потому что ни один дурак никогда не признается в том, что ему что-то тяжело давалось, не получалось или выходило с трудом. Только терминальный идиот будет уверен, что во всех неудачах виноваты обстоятельства или что всё должно само идти в руки. Ты тяжело и долго шел по пути получения знаний. Я уверен, что ты заслужил силу. Дорога только начинается. Возьми.
На его протянутой руке лежал футляр.
Хана-кун осторожно взял коробочку и открыл ее. На простенькой суконной салфетке удобно устроилась деревянная дудочка, судя по виду, пропитанная каким-то темным маслом.
— Вот я попал, — улыбнулся он. От прежней горечи не осталось и следа. — Я ведь не умею играть ни на одном музыкальном инструменте.
— Я только что сказал: легко не будет, — кивнул Кощей. — Ты умеешь учиться. Значит, и это осилишь. На Ютубе пока никого не забанили, в конце концов.
Дверь в гостиную распахнулась. На пороге стоял Акихико Изаму. Внешне он очень мало отличался от вечно растрепанного Кавагути: тоже вытянулся и набрал вес. Но если в крысюке масса была мышечной, то Изаму своим видом напоминал, почему хакама делаются безразмерными.
— Вы не поверите!!! — он задыхался от быстрого бега.
— И тебе здравствуй, Изаму-кун, — недзуми аккуратно закрывал футляр с дудочкой.
— Смотрите, что я нашел!!!
В руке он сжимал какую-то тоненькую книгу. Я прищурился.
— Ну, это не самая крутая литература в мире, давай начистоту, — протянул Кощей.
На истрепанной пожелтевшей обложке, расползшейся от времени, виднелись синие буквы. Они собирались в название «Классические русские матерные бранные формулы».
— Смотрите!!!
Он принял патетическую позу и выдал:
— Распро#@%нец х^$#в, зело разъ@#$ный до требухи п@#$додыры вселенской х@$#глот, яко вздрочённый фараонов уд, промудох@#$бл$%$%ская п2#$опро@#$ина, архиереева залупа, оной плешь, Иерихонская п@%#^ищи елдачина, блудо@#$ливый афедрон, @#$аный Приаповой дубиной стоеросовой, Вавилонския бл%@%ищи выб@%док, мудило вельми отх!$%ренный, п@#%%о@%@%#тельной п%@%ины п^#$^дорванец особливо ох@%@#елый, кляп вздыбленный #@#$ливище п$@%#@оторчащего х#@$щи аллилуя!!!
На ковер упала наковальня. Мы молча смотрели на нее. Сказать было нечего.
Глава 22
— Изаму-кун, — наконец раскрыл рот отец. — Ты в библиотеке ведь живешь?
— Как-то так получилось, — подтвердил Изаму.
— Нам туда заходить, или лучше не надо?
— Конечно, надо!!! — моментально воодушевился инугами. — Как же я еще покажу вау-эффекты от этой чудо-книжки?!
Мы поплелись в библиотеку.
Она выглядела так, будто в ней прошло нечто среднее между ковровым бомбометанием и итальянским семейным скандалом. Паркетный пол был пробит во многих местах, из пробоин торчали невесть откуда взявшиеся чугунные чушки. Наковальни всех размеров украшали доступное пространство. Я зачем-то поднял самую маленькую из них. Она уместилась в ладонь, и еще осталось место. Между стеллажами были навалены автомобильные покрышки. Перед до боли знакомым кожаным диванчиком лежал…
— Ну, это я Большой Петровский загиб попробовал из интереса, произнесу я это с первого раза или нет, — смущенно улыбнулся Изаму. Черный лакированный концертный рояль был разбит вдребезги. Разорванные струны торчали из-под того, что раньше было крышкой. Молоточки топорщились как дикобразьи иголки. Кавагути аккуратно потрогал белую клавишу. Рояль предсказуемо безмолвствовал.
— Так, — заинтересовался отец, которого происходящее вообще, кажется, мало смущало. — А ну-ка еще раз покажи. Выбери что-нибудь безобидное и короткое.
— Мать твою ети раз по девяти бабку в спину деда в плешь, а тебе, бл:«;№ину сыну, сунуть жеребячий в спину и потихоньку вынимать, чтоб мог ты понимать, как?;%ут твою мать… — процитировал Изаму по памяти. В гору с покрышками хлопнулось еще около пяти штук.
— Отлично, — Кощей Кощеевич потирал руки. — Во-первых, давайте присядем, и ты мне расскажешь, как это всё случилось. Во-вторых, прибраться бы…
Он, положив одну руку в карман джинсов, вторую впечатал в остаток пола. Призрачные гастарбайтеры, получив указания, начали как муравьи таскать из библиотеки лишнее.
— Так вот. Сначала я нашел словарь русского мата, — с готовностью начал вещать инугами. — В двенадцати томах. С ударениями. Потом я на той же полке решил посмотреть, нет ли чего-то менее… словарного, и обнаружил несколько сборников с загибами. Мне показалось, что если я уже знаю ударения, то должно интересно звучать. Начал с малых загибов, а дальше как в тумане.
— Изаму, а ты никогда раньше не пробовал ругаться вслух? — поинтересовался недзуми.
— Пробовал, конечно, — возмутился инугами. — Я что, стал бы вас дергать, если бы это было обычным эффектом ругани в моем исполнении?
— Пап, а что вообще происходит?
— Это мы сейчас услышим от Изаму-куна, — отец наблюдал, как помещение снова начинает походить на библиотеку, а не на испытательный полигон. — Он нам наверняка всё расскажет.
— У меня есть гипотеза, но я не знаю, насколько она верна, — начал матерщинник. — Вы же наверняка знаете, что такое инугами в историческом смысле? Замученная до смерти собака, у которой есть две функции. Охранять и проклинать.
Меня передернуло. Я вспомнил прочитанную еще в Сайтаме статью о том, как люди получали в распоряжение инугами. Читать было тошно, думать об этом — и того хуже.