Старше

Хартманн Дженнифер

Она задержалась на этом снимке.

— Отличный кадр, — сказала она, и в ее голосе сквозили эмоции. — Не помню, когда ты снимала. Папа не любит фотографироваться.

— Вот почему я его сделала. — В моих словах смешались ностальгия и меланхолия. — Что бы ни случилось, у нас всегда будут эти моменты. Они больше, чем воспоминания. Воспоминания стираются и меняются, а фотографии — нет. Они просто есть. Тебе никогда не придется сомневаться в них.

— Можно я оставлю некоторые из них себе?

— Конечно.

Я не забыла отдать Риду фотографию,

на которой я, удовлетворенная, с сияющими от счастья глазами и влюбленная, раскинулась на его простынях. На память. Что бы ни случилось между нами, у него всегда будет ощутимое доказательство того, что я настоящая. Что когда-то я была его.

Я не хотела стать тем воспоминанием, которое сотрется или изменится.

Тара сложила фотографии на прикроватной тумбочке и заснула, как только взошло солнце. А я просто лежала, погрузившись в неизвестность своего туманного, неопределенного будущего. Я не могла отключить свой разум. Не могла заглушить боль.

Возможно, перед бурей не бывает затишья.

Была только буря, последствия после нее и наши сломанные кости, разбросанные там, где она прошла.

Моя улыбка была почти ослепительной, когда я вышла через двойные двери и окунулась в солнечные лучи позднего лета. На шее болтался ремень фотоаппарата, а за спиной подпрыгивал рюкзак. Я только что закончила свою первую репетиционную съемку в банкетном зале, готовясь к тому, что через две недели буду помогать снимать свадьбу.

День был наполнен волнением — я с гордостью демонстрировала свою увлеченность, впечатляя Моник и остальных сотрудников. Мои знания были обширны, ведь за последний год я провела много часов в библиотеках, темных комнатах и фотолабораториях, стремясь узнать все, что только возможно. Освещение, настройки камеры, композиция. Экспозиция, выдержка, диафрагма. Каждый снимок требовал тщательной проработки и точности, превращая каждую фотографию в результат любви и мастерства.

Я гордилась своей работой и была уверена, что это очевидно.

Моя подержанная «Camry» уродливого серо-коричневого цвета стояла на парковке, покрытая ржавчиной и остатками старых наклеек на бампере. Я откладывала каждую копейку со своей предыдущей работы в клинике для животных и собрала достаточно для первоначального взноса за эту развалюху, при этом у меня оставалось немного денег на аренду. Мы с Тарой уже нашли соседку по комнате, которая заняла вторую спальню.

Дела шли на лад.

А потом я подняла глаза и увидела Тару, которая, прислонившись спиной к вишнево-красному кабриолету, махала мне через парковку.

Моя улыбка стала шире.

— Привет, — поздоровалась я, подходя к ней в своих сандалиях и бледно-желтом сарафане. — Что ты здесь делаешь? И чья это машина?

— Джоша. — Она пошевелила бровями. — Он одолжил мне ее, пока я чиню тормоза, и я собираюсь отправиться к папе, чтобы обсудить его отъезд. Хочешь поехать со мной?

Я

уставилась на нее, тревога сжала мои легкие в кулак.

— О.

Это был не тот разговор, в котором я хотела принимать участие. Я бы предпочла быть мухой на стене. Незаметным муравьем, крадущимся по ковру, впитывающим все, что видит и слышит. Слушать оправдания Рида, зная, что именно я стала причиной его ухода, было пыткой, к которой я морально не была готова.

Пытаясь переубедить ее, я ухватилась за обе лямки своего рюкзака.

— Ты уверена, что не хочешь поговорить с ним наедине? Мне кажется, это личное.

— Ни в коем случае. Ты — член семьи, — сказала она, смеясь так, словно мое заявление было возмутительным. — Кроме того, тебе нужно прокатиться на этой штуке. Она меняет жизнь.

Я сморщила нос и почесала щеку.

— Я просто думаю…

— Пойдем. — Она схватила меня за запястье и потащила вперед. — Эти колеса у меня только на день. Давай по дороге нарушим несколько предупреждений в ограничении скорости, а потом я подброшу тебя обратно к твоей машине.

Не желая спорить, я обошла кабриолет спереди и запрыгнула на пассажирское сиденье, всей позой демонстрируя, что сдаюсь. Я закинула вещи на заднее сиденье и пристегнула ремень, глядя на Тару, которая заводила двигатель. Ее глаза сверкали яркими зелеными искорками. Ее блестящие губы подрагивали от предвкушения.

А потом мы выехали со стоянки, ветер развевал наши волосы, солнце согревало лица, и на краткий миг я позволила эйфории овладеть мной.

Перед нами расстилалась дорога, Тара включила радио на полную громкость и откинулась на спинку сиденья. Из динамиков зазвучала песня «Gangsta’s Paradise», мы обе пытались подпевать, смеясь над своими заплетающимися языками и путаясь в словах. Она вскидывала кулак в воздух, с каждым взмахом движения становились все сильнее. Я смеялась до боли в животе.

На меня снизошло чувство умиротворения, и я подумала, что, возможно, не было никакого затишья перед бурей… потому что не было никакой бури.

Было только бесконечное лето, полное возможностей, нерушимой дружбы и воспоминаний о любви, которые всегда будут согревать меня. Каждая история любви служила какой-то цели, но не все цели были одинаковыми. Рид лечил мои раны, когда я была сломлена и изранена. Он превратил мой страх в силу. Он поделился со мной мудростью, подарил надежду на лучшие дни и научил сражаться.

Он нашел меня, когда я потерялась.

Теперь только я могла проложить свой собственный курс и найти дорогу обратно к себе.

Когда мы въехали в жилой комплекс Рида, я задыхалась от смеха. Отстегнув ремень, я выскочила из машины, улыбка все еще сияла на моем лице.

Тара понеслась вперед, жестом приглашая меня следовать за ней, и мы направились по знакомому коридору к квартире номер семнадцать. Я не позволила грузу своего страха и неправильного выбора давить на меня. Все, что я могла сделать, это стоять рядом с Тарой и быть такой же храброй, одновременно сдерживая свои эмоции.