Старше
Шрифт:
А Тара…
— Как ты мог? — Моя дочь пронеслась через комнату и приблизилась ко мне, на ее лице застыла маска негодования, а взгляд был острым как лезвие бритвы. — Как ты мог? — повторила она еще резче, чем в прошлый раз.
Ошеломленный, я покачал головой, чувствуя, как меня охватывает замешательство.
— Что происходит?
Тара пристально посмотрела на меня.
— Ты мне скажи. — Затем она шагнула вперед, сокращая расстояние между нами, и ударила меня чем-то в грудь. — Объясни.
Мои глаза были прикованы
Я не мог пошевелиться, не мог дышать.
— Объясни! — потребовала она, сжав кулаки.
Я попытался взять себя в руки и взглянул на фотографию, которую неосознанно сжимал в руке. Я уставился на нее. Понял, что это. И осознал всю серьезность того, во что я только что вляпался, когда изображение задрожало между моими пальцами.
Черт. Меня. Возьми.
Шквал вины, ужаса и опустошения обрушился на меня, когда я медленно поднял голову и встретился взглядом с Тарой. По глупости — и из дурацких сентиментальных соображений — я выкопал эту чертову фотографию из мусорного бака прямо перед днем выноса мусора, разгладил ее, а потом спрятал за другой фотографией.
Катастрофическое решение.
Я прикусил язык, перед глазами все поплыло.
— Малышка…
— Я не твоя малышка.
Мои мышцы напряглись, дыхание застряло в горле, словно меня держали под водой. Я не ожидал такого развития событий. Это был наихудший сценарий.
Это был мой кошмар.
Тара бросилась на меня и обеими руками толкнула в грудь.
— Ты чудовище. Ты больной. Как ты мог так поступить с ней? Что с тобой не так? — Гнев смешался с болью, слезы текли по ее пунцовым щекам. — Как долго ты хотел мою лучшую подругу? Как долго ты обхаживал ее?
— Тара! — Уитни бросилась вперед и схватила нашу дочь за локоть. — Успокойся. Подумай, что ты говоришь.
— Похоже, я сейчас единственный человек, который мыслит здраво. Боже, ситуация со Стейси снова повторяется, — парировала Тара, и в ее словах звучали неподдельные эмоции.
Уитни помолчала, нахмурившись.
— Это не то же самое.
— Это так. Открой глаза.
Мои губы приоткрылись, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло.
Только хриплый звук отчаяния.
Отреагировав на мое парализованное молчание, Галлея вскочила с дивана и поспешила к нам, встав между мной и Тарой.
— Нет. Нет, Тара, пожалуйста, не превращай это в то, чем оно не является.
Фотография выскользнула из моих ослабевших пальцев и приземлилась у наших ног. Галлея пыталась защитить мою честь, а я просто стоял, потрясенный и оцепеневший. Я подвел ее. Я подвел всех.
Лицо Тары исказилось от отвращения.
— Не надо, Галс. Не оправдывай его поведение. Он взрослый мужчина, а ты практически ребенок. Ты была травмирована и подвергалась насилию. Он воспользовался тобой.
— Прекрати! — Галлея сжала оба кулака, ее щеки пылали. — Я взрослая.
Ее брови взлетели вверх.
— Это именно то, что сказала бы жертва. — Тара повернулась лицом к матери, ее волосы упали на лицо. — Мама, да ладно. Ты всю жизнь занималась делами социальной службы. Ты своими глазами видела, что произошло в Чарльстоне. Галлея — жертва.
В глазах Уитни блеснули слезы.
— Я понимаю, почему ты так считаешь, но это не одно и то же. Я знаю твоего отца. Ты знаешь своего отца. Давай попробуем быть рациональными и посмотрим на это с другой стороны. Сейчас все иначе.
— Послушай, что ты говоришь! — Тара уперла руки в бока. — Галлея была уязвима и отчаянно нуждалась в любви. Он воспользовался этим.
— Он не преследовал меня! — вмешалась Галлея, едва сдерживая рыдания. — Перестань говорить так, будто я невежественная идиотка, которая не может принимать решения самостоятельно. Мы полюбили друг друга, Тара. Любовь не всегда бывает черно-белой. Она запутанная, серая и сложная. Никто этого не планировал. Мы встретились еще до того, как я узнала, что он твой отец.
Тара замолчала, переводя взгляд с одного на другого, обдумывая это утверждение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что встретила его на вечеринке два лета назад. Просто совпадение. Я понятия не имела, что он твой отец.
Мой растерянный взгляд метался между тремя лицами. Три размытых, потерявших четкость лица. Звук был искаженным и неразборчивым, мой мозг не функционировал. Только колотящийся пульс свидетельствовал о жизни.
Тара напряглась, слезы потекли ручьями от осознания того, что ее предали.
— Два лета назад?
— Да. Мы с тобой только-только подружились, и я не знала, что он твой отец.
В глазах Тары вспыхнула ярость, похожая на раскаленную лаву.
— Два лета назад тебе было семнадцать.
Галлея замялась в поисках ответа, быстро моргая и глядя на меня, безмолвно умоляя о помощи.
Я наморщил лоб, моя голова все еще качалась, отвергая все происходящее.
— Нет, все… все было не так, — наконец сказал я, чувствуя себя инородным существом в собственном теле. — Это не то, что ты думаешь.
— О, он умеет говорить, — ощетинилась Тара.
Уитни вмешалась.
— Просто напомню, что возраст согласия в Иллинойсе — семнадцать лет. Это не преступление, Тара, независимо от твоей моральной позиции по этому вопросу. Я не говорю, что одобряю все это, но твой отец ни в коем случае не преступник.
— Мне плевать на законы! — усмехнулась Тара. — Неправильно — значит неправильно.
Я сделал глубокий вдох, затем выдох, надеясь, что найду правильные слова.
— Послушайте… ситуация обострилась совсем недавно, — попытался я, это прозвучало жалко. — Да, я познакомился с Галлеей, когда ей было семнадцать, еще до того, как узнал, что она твоя подруга. Между нами возникла связь. Но я держался на расстоянии.