Старше
Шрифт:
Удивительно, как люди заботятся о живых существах, как мы можем так яростно лелеять что-то, зная, что оно умрет. Просто немного больше воды, говорим мы. Больше солнечного света. Молчаливое пожелание еще нескольких хороших дней. Но это не имеет смысла. У каждой живой, цветущей сущности есть свой срок годности.
Ничто не живет вечно.
Даже любовь.
И все же мы позволили ей расцвести. Мы вдохнули в нее жизнь, одновременно прошептав последнее «прощай».
Просто с чем-то приходится прощаться слишком рано.
ГЛАВА 30
За
Мы не спали всю ночь, разговаривали, предавались воспоминаниям, смеялись сквозь слезы.
После того как мы ввалились в дверь новой квартиры, чтобы провести в ней нашу первую ночь, мы приготовили ужин, достойный шеф-повара, из спагетти и двойного шоколадного мороженого, а затем прыгали в пижамах на кровати, выкрикивая слова каждой песни с диска «Jagged Little Pill» и приклеивая звезды к пенопластовому потолку.
Это была хорошая ночь.
Запоминающаяся, невинная, беззаботная. Затишье перед бурей.
И, возможно, именно поэтому я не спала, не могла заставить себя закрыть глаза дольше, чем на несколько ударов сердца. Я наслаждалась. Я пробовала. Я притворялась, что то, что было, будет всегда.
В то время как моя лучшая подруга говорила о будущем с искренней радостью, мои ребра трещали от острых осколков горя. Коробки были наполовину распакованы, в отличие от набитых до отказа коробок Рида, которыми была завалена его собственная квартира. Новое начало. Трагический конец. И все это в одно и то же время.
И это само по себе было трагедией.
Тара переплела наши пальцы, и сквозь приоткрытое окно вместе с ветерком донеслось пение птиц.
— Ты будешь скучать по нему? — тихо спросила она.
Темнота, исчезающая с неба, устремилась в мое сердце. Я не могла ничего сказать.
Все, что я сделала, — это сжала ее руку и кивнула.
Рид уезжал в конце месяца. Еще три недели. Часы утекали, как медленно рвущаяся нить, постепенно истощая мои силы, в то время как июнь сменился бурным июлем.
Рид наконец сообщил Таре и Уитни новость о своем отъезде. Вечер прошел в напряжении, и настроение, царившее за обеденным столом, было холоднее недоеденной еды. Тара была расстроена и разочарована этой новостью, а Уитни сказала, что для него это будет хорошей сменой обстановки. Новые начинания, новые цели.
Все, что я слышала — новая
Конечно, она именно так и думала.
Спустя несколько дней Тара все еще пыталась осмыслить бомбу, сброшенную ее отцом.
— Я не могу поверить, что он уезжает, — продолжила Тара, и легкое настроение было испорчено темой, которая ранила сильнее, чем десятилетнее насилие надо мной. — Это кажется таким нелогичным.
— Может, в этой истории есть что-то еще.
Мне не следовало этого говорить, я не должна была вкладывать в ее голову идеи и грызущие подозрения. Это приведет лишь к появлению вопросов без ответов.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Я не знаю.
Тара вздохнула, и наши волосы двух цветов смешались на кремовой подушке.
— Странно. Для папы семья всегда была на первом месте. Разве что… — Замолчав, она прерывисто вздохнула и наклонила голову ко мне. — Думаешь, это из-за женщины?
Я моргнула, глядя на фальшивые звезды, и загадала миллиард безмолвных желаний. Мое сердце разбилось, его осколки проскользнули сквозь меня и осели в яме желудка.
— Возможно.
Она отпустила мою руку и натянула одеяло до подбородка, обдумывая это.
— У меня было ощущение, что он с кем-то встречается. Я решила, что она местная, но, может быть, у него что-то было в Чарльстоне, и он хочет попробовать еще раз.
Внутри меня все сжалось и затрепетало, во рту пересохло.
Все, что я смогла выдавить из себя, это «да».
Она вздохнула еще раз, протяжнее и тяжелее.
— Я должна поговорить с ним прежде, чем он уедет. Узнать, что происходит. — Она задумчиво наморщила носик. — Мама думает, что это исключительно из-за работы, но я знаю его лучше. У него и здесь хорошая работа.
Я погрузилась в ее слова, молчаливая и напряженная. Сквозь жалюзи проникало все больше света, заливая нас первыми лучами восходящего солнца. Усталость навалилась на меня, как следствие бессонной ночи и бесконечных размышлений, и я повернулась на бок, глядя на ее профиль на подушке.
Я не хотела, чтобы она говорила с ним об этом, но ничего другого мне не оставалось.
— Это хорошая идея.
Следующий час мы провели, перебирая фотографии, которые я проявила, — долгожданная легкость рассеивала мрачное настроение. Она перелистывала стопки одну за другой, и ее улыбка становилась все ярче.
Там была фотография Тары с невеселой ухмылкой и карандашом, зажатым между зубами. Фотография, на которой мы обе посылаем поцелуйчики в камеру на переднем сиденье ее машины. Уитни читает у камина, ее губы приоткрыты в удивлении. Божья коровка на спине в снегу, лапы подняты, словно она пытается превратиться в тираннозавра. Рид и Тара на выпускном вечере, а следом еще один снимок с ними — они обнимаются, ее блестящие локоны развеваются. Я забрала камеру у Уитни, пытаясь запечатлеть более живой момент.