Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
— Напрасно ты так думаешь, — перебил его Риддель. — Ведь я же не возненавидел тебя. Наверное, и они поймут, что ты не так виноват, как может показаться с первого взгляда, и простят, особенно когда узнают, как сам ты мучился своим поступком.
Риддель не знал уже, что и сказать, чтобы хоть немного утешить бедного малого, и участие его не пропало даром. Джилькс видимо ободрился.
— Знаешь, я пойду к директору сейчас, — сказал он. — Если бы только он позволил мне уехать домой сегодня же: мне не хочется встречаться с товарищами. Я и вещи свои уложил.
— Вероятно, позволит. А если тебе
Джилькс с радостью принял его приглашение и отправился к директору.
Между тем Виндгам разыскивал Ридделя по всей школе. Он спешил поделиться с ним результатом своего объяснения с директором. Результат был сравнительно счастливый: Виндгама не исключили, а только «арестовали» до конца года, как выразился он, передавая об этом Ридделю. Это значило, что до конца учебного года он мог выходить из стен школы только два раза в день на полчаса — после утренних и послеобеденных уроков.
— А ведь вы знаете, что это значит для меня. Прощай теперь мой крикет! — заключил Виндгам свое грустное повествование.
Но Риддель в первый раз слушал своего любимца рассеянно: он был слишком поглощен впечатлением своего разговора с Джильксом, и это впечатление было очень тяжелое. Однако Ридделю не пришлось долго предаваться грустным размышлениям: через четверть часа после ухода Джилькса его тоже потребовали к директору.
У директора он застал только одного Джилькса, Силька не было. Директор сидел с серьезным и строгим лицом, Джилькс стоял перед ним бледный, но спокойный.
— Риддель, — обратился директор к старшине, — Джилькс сделал мне сейчас очень важное признание, о котором я считаю нужным сообщить вам как старшине школы. Джилькс говорит, что это он подрезал рулевой шнурок шлюпки отделения Паррета во время гонок.
— Я знаю, сударь: Джилькс сказал мне об этом полчаса тому назад, — отвечал Риддель.
— Признаюсь, я никогда не думал, что услышу такое признание от воспитанника нашей школы, — продолжал директор. — Я не мог оставить такой проступок без самого строгого наказания. Конечно, сознание несколько смягчает вину, но оно было сделано слишком поздно. Я уже сказал Джильксу, что он должен оставить школу… А теперь, Риддель, приведите Силька: оказывается, что Джилькс был не единственным участником в этом постыдном деле, — по его словам, он был только орудием Силька.
Риддель вышел и через пять минут вернулся в сопровождении Силька. Сильк окинул комнату быстрым взглядом и понял, что все открыто. Он заметно побледнел, хотя и старался казаться спокойным.
— Сильк, — обратился к нему директор, — Джилькс обвиняет вас в том, что вы подали ему мысль подрезать шнурок шлюпки во время гонок.
— Он лжет: я только недавно узнал, что это сделал он, — проговорил Сильк, не глядя на директора.
— Нет, это ты лжешь, а не я, — сказал Джилькс. — Помнишь, как ты рассердился, когда меня исключили из числа команды нашей шлюпки и ты боялся, что мы проиграем пари? После того ты и придумал подрезать шнурок, а я согласился.
— И очень охотно, прибавь, — проговорил Сильк.
— Так, значит, вы действительно ему предлагали? — быстро спросил директор.
Сильк понял свою оплошность и начал было что-то такое путать, но директор остановил его:
— Довольно, Сильк. Прошу вас, не усугубляйте своей вины бесполезной ложью. Завтра вы оставите школу. Я сегодня же протелеграфирую вашему отцу. А теперь можете идти.
Но Сильк не доиграл своей партии. Взглянув искоса на Ридделя, он сказал:
— Прежде чем я оставлю школу, сударь, я считаю долгом довести до вашего сведения, что Виндгам-младший…
— Что еще такое? — перебил его директор с нетерпением.
— Виндгам-младший посещает рестораны: он несколько раз был в «Аквариуме», — продолжал, нисколько не смущаясь, Сильк. — Риддель об этом знает, но так как он, наверное, не сказал бы вам, то я и решился сказать, потому что…
— Старшина уже сказал мне, — произнес директор с нескрываемым презрением. — Можете идти, Сильк.
Таким образом, Сильк был лишен последнего удовольствия насолить Ридделю.
Расходясь в тот вечер по дортуарам, вильбайцы не подозревали о происшедших в школе переменах. Они знали только, что Силька и Джилькса потребовали к директору по поводу драки, слышали также от Виндгама о его «аресте» до конца года, но больше ничего не знали: не знали ни о новой дружбе между Ридделем и Блумфильдом, ни о разъяснении таинственного приключения во время гонок, ни об исключении Силька и Джилькса. Ничего не подозревали они и о разговоре, происходившем вечером в комнате старшины.
Джилькс, как было условлено между ним и Ридделем, ночевал в комнате последнего, где они проговорили далеко за полночь. Мы не станем подробно описывать их разговор. Читатель легко представит себе, что мог сказать такой великодушный и честный юноша, как Риддель, в утешение легкомысленному, не отличавшемуся строгими правилами, но все-таки не совсем испорченному Джильксу.
Не трудно представить также, что говорил своему новому другу Джилькс в последний вечер своего пребывания в старой школе.
Джилькс был счастлив, что нашел наконец человека, перед которым мог излить свое наболевшее сердце.
— И почему я не знал тебя раньше, как знаю теперь! — заключил он свои грустные признания. — Какое бы это было облегчение для меня! Теперь уже поздно быть друзьями…
— Отчего поздно? Мы можем переписываться, — предложил Риддель.
— В самом деле? Ты будешь мне писать? — спросил обрадованный Джилькс.
— Конечно, буду. Только и ты пиши. Я буду сообщать тебе все здешние новости.
Джилькс вздохнул.
— Вряд ли здешние новости будут для меня особенно радостны… Воображаю, как все будут бранить меня, когда узнают…
Он замолчал, но через минуту сказал робко:
— Вот что, Риддель: когда я уеду, ты когда-нибудь, при случае, скажи им всем, что я не такой уж негодяй, какой… каким могу показаться… скажи, что мне было очень стыдно и что… что… одним словом, я еще постараюсь стать честным человеком! — И бедный Джилькс горько расплакался.
Риддель долго утешал его, как маленького. Джилькс успокоился только тогда, когда Риддель обещал, что передаст его слова товарищам и напишет «правду», как они к нему отнесутся. После этого оба заснули с облегченным сердцем. Рано утром на другой день Риддель проводил Джилькса на железнодорожную станцию.