Старт
Шрифт:
Вырванная из его рук камера продолжает действовать, словно получив вдохновенный импульс. Беспристрастность объектива преображается в проникновение.
Да, его ремеслом была объективность, но он так эмоционально был поглощен своей работой, что все, к чему он прикасался, превращалось в настоящее искусство.
Но это обнаружится только после его гибели.
Кажется, будто лавина рушит горы. Все рушится с грохотом.
Камера летит на самое дно пропасти. Слепой вихрь заталкивает ее все глубже, глубже в снег,
Снег тает, и потеря находится
Я надеюсь, даже перестав дышать.
Оператор проникает взглядом в будущее:
Глубокий овраг — здесь гнездится эхо.
Южный, теплый ветер раскапывает сугробы. Снег тает, преображенный в песню. Вьется ручей, сугробы слабеют, журчание воды все сильнее. Ручей буйно струится, прядет из снежной кудели тонкие водяные нити.
Плешивые камни приподнимают свои арестантские головы из-под снега. Обнажается темная испитая грудь земли под рваной снежной сорочкой.
В этом году снег долго держался. Мы успели забыть о камнях, о почве, о журчащей воде. Дыхание жизни. Мы чувствуем себя раскованными снаружи и изнутри. Мы открываем мир заново. И вместе с ним — какую-то тайную частицу самих себя, о которой и не подозревали.
Глубоко за пазухой сугроба что-то скрыто. Вода подкапывает снег, долбит, проникает вовнутрь, подобно гибкой руке. И вынимает… две — три круглые металлические коробки. Ручей несет их вниз, играет ими, ударяет о камешки, вертит в водоворотах, колотит о берега.
Круглые металлические банки словно странные консервы. И чего только не теряют и не бросают отдыхающие в горах!
Мальчик с пестрой сумкой через плечо, с голубым блокнотом в руках спешит в школу. Вот он посвистел птичке, приютившейся на голой еще ветке. Кинул камешек в пенистый ручей. Камешек с необычным звуком ударился о что-то. Мальчик вглядывается в мутные струи.
Ну вот, он опять опоздает! Вот и вчера не мог объяснить, почему опаздывает! А как объяснить учительнице, что весной дорога в школу удлиняется, кружит, полнится неожиданностями?..
Мальчик спускается по крутому берегу. Входит по скользким камням в ручей. Шлепает ладонью по воде. Эта игра увлекает его.
Наконец, промочив ноги до лодыжек, он вынимает коробки из ледяного потока. Озадаченно оглядывает их на берегу. С его штанин стекает вода, но он весь поглощен своей находкой. Боится открывать. Воображение его полнится всеми чудесами и ужасами земли.
Он поднимает глаза к отвесному склону. Острая вершина, словно зажженная свеча, уходит в небо. Какая-то догадка осеняет мальчика.
И он бросается бежать вниз, в деревню.
Человеческая память коротка, а киноленты длинны
В коробках и
Заботливые руки сушат их. Обрабатывают, проявляют, снова скручивают в ролики. Память пленки крепче человеческой памяти. Ролики укрепляют в проекционном аппарате.
Свет в помещении гаснет.
И на беленой стене оживает черно-белый мир. И пестрый мир впивается глазами в своего бесцветного двойника, чтобы увидеть неведомое.
Консервные банки памяти.
Мир глазами оператора
Документальная хроника. Парад. Ряды гимнастов, размахивающих легкими прозрачными полотнищами. Оптимизм дефилирует маршевым шагом. Аплодисменты на трибунах…
И внезапно — совсем другая картина.
На гладкой отвесной скале — двое в одной связке. Восхождение. Небо. Пальцы впились в скальный выступ. Нога ощупью ищет малейший порожек на гладкой поверхности. Зияющая пропасть.
И снова — шаблонная хроника. Открывают новое предприятие. Девушка в национальном костюме преподносит хлеб и соль. Перерезают ленты. Плещут воду на счастье…
Туман.
И вдруг веревка перетирается. Юноша стремглав летит вниз. Как простреленная птица. Время растягивается, он падает долго. Небо становится землей, земля — небом. Мир вращается. Юноша повисает — его друг крепко удерживает другой конец веревки. Мир, покачнувшись, снова обретает равновесие.
Банальная хроника. Новоселы в только что построенном доме. Они знают, что их снимают, и потому скованны. Телевизор, холодильник, магнитофон, электрическая плита «чудо». Чокаются. Беззвучно поют. Младенец беззвучно плачет. Старуха ухмыляется беззубым ртом…
И в это мещанское спокойствие врезается заостренная горная вершина, отполированная ветрами. Оттуда другими глазами смотришь на необъятный простор. Молодой силуэт очерчивается на высоте. Он сламывает снежную шапку, лепит причудливую фигуру. На глазах вырастает странный снежный человек, застывший на краю пропасти, словно белый сфинкс, заглядевшийся в бесконечность.
И вновь — стереотипы. Собрание. Президиум, трибуна, стакан воды. Движущиеся губы оратора. Воспаленное, беззвучное словоизлияние…
И вот…
Лавина.
Среди туманного моря вздымается белая пыль. Айсберг белой пыли. Крупная накипь свежего снега. Едва удерживаются белые сугробы над пропастью. И вот — комета, хвост ее помутил день. Белая лава летит по крутизне. Бесшумно. И эта бесшумность пугающа.
Снежный водопад в облаке белой метели, он словно будит наш мозг, и мы вспоминаем все, что замерзло в памяти мертвых.
Снежинка к снежинке, шаг к шагу, слово к слову, жест к жесту — лавина!
Кто же из них поэт?