Старт
Шрифт:
— Если бы мы знали, мы бы все равно…
Во рту — снег, и слова звучат невнятно, как слова первого человека, гонимого всеми стихиями планеты.
Дара выплевывает снег с кровью. Лихорадочно трясет головой, словно встряхивая сознание, стряхивает снег с ушей, волос, ресниц. Разлепляет веки. Приходит в себя.
Вокруг — свет. Свет приводит ее в сознание.
Быстрыми гневными движениями она дергает плечами, стряхивает снег окончательно и вскакивает на ноги. Оглядывается. И сердито кричит:
— Э-эй! Где вы? Провалились, что ли?!
Никто
Они с Димо будто два забытых колоса на убранном поле, заваленном снегом.
В этот миг Дара испытывает воющую зависть к себе прежней, к той, что существовала утром: запоздавшая, потерявшаяся в одиночестве среди одиноких гор, почти без надежды настигнуть друзей. Как она была богата! Снег скрывал их шаги. Где-то далеко впереди они шагали, дышали, мыслили… Лучше бы ей всю жизнь не угнаться за ними, лишь бы знать, что где-то там молодые их плечи очерчивают линию горизонта…
Нет у нее теперь горизонта. Все вокруг переменилось. Язык лавины слизнул в пропасть склон, по которому они шли. Там, внизу, трех-четырехметровый пласт снега. Темно-лиловый туннель — русло лавины.
И невыносимая тишина!
Наверно, Поэт сказал бы:
Удушающая тишина — абсолютная, лунная, безлюдная.
Твой слух не может выдержать!
Барабанные перепонки лопаются в ушах, глохнешь от этой тишины…
— Замолчи! — кричит Дара тишине и хватается за голову…
Два человека бросаются на снег, затаив дыхание, ощупывают его, ищут след…
Димо нащупал что-то твердое. Бережно откапывает, боится причинить боль…
Это альпеншток! Они смотрят, широко раскрыв глаза. Они ожидали освобождения чьей-то руки или ноги.
И двое — группа!
Привычка находиться в группе создает у тебя странные рефлексы. Вне группы ты ощущаешь себя беспомощным. Теряешь способность защищаться.
Изгнание из группы — это все равно что тебя лишают рук или ног. Искалеченный, брошенный на произвол судьбы, ты не разбираешь дороги. Не можешь сориентироваться. Нет сил бороться.
Но в группе твои действия строго предопределены, ты движим словно бы неким скрытым механизмом. Вызванные общим ожиданием, пробуждаются твои способности. Сеть постоянных излучений охватывает тебя. Ты получаешь неожиданные стимулы. Ты пышешь здоровьем.
Но в одиночестве ты похож на ручного зверя, возвращенного обратно в дикую чащу. Ты гибнешь.
Ведь привычный к атмосфере группы, ты утратил навыки борьбы дикого одиночки. Только в группе ты бесстрашно противостоишь стихиям.
Чтобы пробудить в себе ряд рефлекторных реакций, ты должен завоевать свое место в группе. И сохранить его во что бы то ни стало!
Но для того, чтобы все это понять, ты должен свою группу утратить.
Дара поднялась на ноги, и Димо ощутил
Мы уже можем распределить функции и привычно начать действовать.
Мы снова МЫ. Оно не погибло под снежными завалами, это упрямое устойчивое МЫ.
МЫ ничего не боимся!
Дара с внезапным ожесточением бросается на снег. Она разрывает снег руками и ногами. До сих пор ее необузданность, резкость казались странными, ненужными, теперь они наконец обретают свой смысл. Именно это нужно теперь, когда все решают секунды.
Пробил ее час! Вот для чего природа создала ее такой неудержимо-порывистой! Дара развивает бешеную скорость. Каждый взмах сопровождается целым снопом искр. Еще недавно окоченелая, теперь она разгорячилась настолько, что белая прядка блеснула светлой каплей. Жива! Полная гармония! Жизнь!
Дара раскопала ботинок. Вот оно! Девушка еще яростней врезается в снег. Изнуренная лавиной, она приходит в себя, обретая молниеносность движений. И чем быстрее, тем больше сил прибавляется.
И Димо уже заражен этим неправдоподобным темпом. Юноша и девушка отбрасывают снег с таким отчаянием, словно это раскаленная лава. И одновременно отбрасывают сковывающий страх. Гонят смерть. Никогда еще они не были такими живыми!
Вот они освободили полузадохнувшегося, ослепленного снегом человека. Кто это?
Они ничего не боятся. Они поглощены огненной своей действенностью.
Поспешно, без тени усталости они поднимают и опускают закоченелые руки откопанного. Дыхание! Он приходит в себя.
— А, это ты! — Дара узнает Никифора. — Надо же, последние становятся первыми!
Первый взгляд
Никифор всегда следил за остальными — правильно ли они движутся, никогда не оглядывался. Теперь он видит горы.
Прозрение слепца.
Ничьи плечи не закрывают горизонт. Горизонт бесконечен, бел, волнообразен, словно океан, замерзший в самом разгаре бури.
Как же он ничего не замечал? Или это незнакомый пейзаж? Может быть, лавина унесла их далеко?
— Ты что, гор никогда не видел?! — выкрикивает Дара и хватает недавно откопанный Димо альпеншток.
Словно в пашню, вгрызается она в снежные массы.
— Стой! — догоняет ее возглас Никифора. — Глаза выколешь!..
— Я могла наступить на горло… — Дара боится произнести это имя…
Трое ожесточенно копают руками. Правая кисть Дары обнажена — лавина унесла перчатку. Но Дара не ощущает режущих прикосновений снега.
— Держитесь! — кричит она изо всех сил, чтобы долетело до тех, в снегу.
Димо бросает ей одинокую перчатку. Дара надевает и вздрагивает. Она ощущает теплоту. Кто носил эту перчатку? Они копают наугад. Никифор нащупывает чей-то палец. Чем отличается человеческое тело от аморфной массы снега? Оно имеет форму.
— Может, это сучок? — Никифор осторожно тянет синеватый отросток, боясь обломить.