Старуха
Шрифт:
— Если ты Старуха, то тогда я кто рядом с тобой? К тому же ты мне с наукой помогаешь изрядно, а учитель всяко стоит выше своего ученика… да и принято у нас к товарищам на «ты» обращаться. Ты-то не против?
А затем, выслушал Верины аргументы по вопросу о «чистке факультета от элементов», спросил:
— Я одного не пойму: почему ты предлагаешь все эти элементы сразу выгнать? Ведь не обязательно они так уж поголовно контрреволюционные…
— Не обязательно, но так вам, то есть НТК, работать будет проще.
— Не понял, поясни.
— Поясняю. Есть определенная вероятность, что граждане с родственниками за границей могут нанести стране ущерб. Но могут и не нанести. Однако
— Ну, это вообще-то верно… но ты списки-то смотрела?
— Смотрела. И скажу так: увидела я в них чуть ли не половину троцкистов, действительных или потенциальных.
— А…
— Нам что, велели национальные чувства отдельных товарищей беречь или о сохранении гостайны беспокоиться? Лично я предпочитаю беспокоиться о гостайне, а на тех, кто начнет верещать о национальных чувствах, обратила бы особо пристальное внимание. Есть мнение, что верещание это будет из-за границы финансироваться.
— Ну ты и…
— Старуха. Которая много пожила, многое увидела и поняла. И очень много узнала про то, как научные тайны воровать: сама этим непрерывно занимаюсь. Но я-то ворую их на пользу Советскому Союзу… Знаешь же: есть разведчики, которые иностранные тайны для нас разведывают, а есть шпионы, которые только против нас и замышляют.
— Ладно, уговорила, ты тогда дальше разведывай, а я шпионами займусь. Мне теперь штат уже выделили, еще трех человек дали — вот они пусть факультет и почистят.
Поначалу к деятельности представителя НТК на факультете преподаватели отнеслись более чем настороженно, но уже через месяц настороженность эта пропала. Более того, все чаще «профессура» стала обращаться к товарищу Тихонову с просьбами «отдельно проверить» некоторых студентов. Просто потому, что все увидели очень положительный результат работы первого отдела: «безобразия», учиняемые студентами, полностью прекратились, а то, что любые попытки хоть как-то дискредитировать преподавательский состав пресекались исключительно жестко, вызвали глубокое уважение. Потому что все прекрасно помнили, что на факультете творилось еще пару лет назад: те же рабфаковцы могли профессора и из аудитории выгнать просто потому что в ней им «позаниматься» захотелось, а «партназначенцы» при любом в их сторону замечании — даже если профессора просили их все же больше времени уделять учебе — немедленно писали на преподавателей жалобы в городские парторганизации, и разбирательства с партийными начальниками — даже если они и не приводили к увольнению, нервы людям портили изрядно. А теперь если студент писал жалобу на преподавателя в партком, его просто пинком из университета изгоняли, причем неважно, обоснованной была эта жалоба или нет.
Правило товарищ Тихонов установил простое: не нравится тебе, что делает преподаватель — иди к товарищу Тихонову и жаловаться. Поскольку жаловаться следует исключительно «по инстанции» — а на физмате именно он представлял собой «высшую инстанцию». Впрочем, студенты быстро заметили, что Валентин Ильич к жалобам относится вполне себе серьезно, разбирает из по сути и — если преподаватель был неправ — то они проводил 'воспитательную работу’и среди этого преподавателя. А если неправ был студент, то студент этот, по крайней мере, получал подробнейшее разъяснение в чем именно он был неправ — и, чаще всего, иных репрессивных мер к студенту не применялось. А если жалоба касалась не преподавателей, а других студентов…
В особенности такими «жалобами» отличались именно «партназначенцы», которые на факультет большей частью брали уже «сверх штата» и которые знали, что если к третьему курсу поток будет студентами укомплектован, то именно они (просто из-за низкого уровня знаний) будут отчислены. Вот и стремились «расчистить поляну» — но оказалось, что теперь у таких студентов возникли действительно серьезные проблемы. Потому что Валерий Ильич таких жалобщиков отчислял исключительно по одному-единственному основания: «за антисоветскую деятельность». Что чаще всего приводило к тому, что и родственники таких «товарищей» серьезно получали «по партийной линии»: все материалы по такому отчислению Тихонов немедленно отправлял в том числе и в горком партии. И не только в горком…
Так что Вера смогла спокойно заниматься «чистой химией» — ну, с некоторыми сугубо «побочными» занятиями, и ее почти никто не трогал. До определенного момента никто не трогал, даже, походе, Валериан Владимирович о существовании «очень молоденькой Старухи» забыл. Но, как оказалось, забыли о ней далеко не все: двадцать четвертого декабря ее снова нашел товарищ Тихонов и, отведя в сторонку, тихо сообщил:
— Старуха, в понедельник в восемь утра тебя ждет начальник НТК. И явка тут строго обязательна, уклониться можно только в случае смерти… да и то в этом я не очень уверен, — решил пошутить он чтобы слегка «разрядить обстановку». Я за тобой в семь заеду…
Глава 17
Жизнь Лаврентия Павловича резко изменилась в начале лета двадцать седьмого года, когда приехавший в Грузию «на отдых» товарищ Сталин решил ознакомиться с работой секретно-оперативной части ГПУ. Ознакомился, а затем, уединившись с начальником этой части в его кабинете, сделал товарищу Берии довольно странное предложение:
— Лаврентий Павлович, у вас, как я заметил, дело поставлено не просто хорошо, а великолепно. По крайней мере с секретами здесь уровень работы ведется на высоте. Я не просто так пришел вас похвалить: у нас в Москве тоже возникла проблема с сохранением определенных секретов, и было предложение пригласить вас на организацию такого дела. Как я понял, ваши заместители тоже дело свое знают… вы пока передайте все дела тому, кого считаете лучшим, а через неделю со мной поедем в Москву. Да, заранее предупредить хочу: неволить вас мы не собираемся, но прежде чем вы примите решение принять наше предложение или нет, сам, безусловно, нужно будет ознакомиться с задачами предстоящей работы.
— Если партия считает, что…
— Тут вот какое дело: партия как раз ничего не считает. Партия даже не уверена, что предлагаемая вам работа вообще имеет смысл. Но вот товарищ Куйбышев уверен, что предложение одной странной особы стоит все же рассмотреть поподробнее, а вас для выполнения этой работы как раз эта особа и рекомендовала. Нет, вы ее не знаете… и я бы, лично я, отдельно попросил бы выяснить, не связано ли желание товарища Куйбышева принять совет этой особы с какими-то, скажем, их не совсем рабочими отношениями… но это не особо важно на самом деле. Что же касается сути работы, то она будет заключаться в организации способов сохранения результатов научных работ, составляющих государственную тайну. В первую очередь — я имею в виду по срокам исполнения — в МГУ-1, где товарищи ученые успели придумать кое-что исключительно интересное и полезное для нашей страны. Но если то, что они придумали, станет известно за границей…