Старые девы в опасности
Шрифт:
Звякнули колечки. Аллейн увидел, как на него надвигается огромное белое существо.
— Мистер Аллейн? — В зыбком свете свечей возникла фигура Баради, казавшаяся бесформенной в белом одеянии. Лицо под капюшоном чернело сплошным пятном. — Рад, что вы пришли. Мы не знали, как поступить, когда услышали о вашем отъезде в Сен-Селесту.
— К счастью, нам не пришлось ехать так далеко. Рад вам сообщить, мы вновь обрели Рики.
Оберон и Баради разразились восторженными возгласами. Они ликовали и сочувствовали. Возмутительное происшествие. Где же его нашли?
— Представьте себе, на
— Да, конечно, — деловито отозвался Баради. — Мне очень жаль, что так случилось. Но уверяю вас, ни больница, ни армия вышколенных медсестер и хирургов не спасли бы ее. А уж лучшего анестезиолога вообще нельзя было бы сыскать. Но, как вы знаете, перитониты развиваются быстро. Ее состояние постепенно ухудшалось. Сердце, между прочим, также оставляло желать лучшего. Проблемы с клапанами. Она умерла вчера, в 4.28 пополудни, не приходя в сознание. Мы нашли адрес в ее паспорте. Я написал письмо и отошлю его на Бермуды местным властям. Как я понял, у нее не было родственников. Все необходимые формальности соблюдены. В данных обстоятельствах я предпочел бы, чтобы коллега-медик подкрепил мое заключение, но все врачи уехали в Сен-Кристоф.
— Видимо, я должен написать… кому-нибудь.
— Разумеется. Отправим в одном конверте. Чиновники на Бермудах позаботятся о том, чтобы наши письма были переданы адвокату или тому, кто занимается ее делами.
— Думаю… из чувства ответственности… мне следует взглянуть на нее.
Последовала почти незаметная пауза.
— Конечно, — сказал Баради, — если хотите, но должен предупредить, климатические условия и тяжелая болезнь сильно ускорили обычные посмертные изменения.
— Мы сделали, что могли, — сказал мистер Оберон. — Туберозы и орхидеи.
— Как вы внимательны. Так если я вас не очень обеспокою…
Снова наступила короткая пауза.
— Конечно, — отозвался Баради и хлопнул в ладоши. — Нет электричества, — пояснил он. — Такая досада.
Появился слуга со свечой в руке. Баради заговорил с ним по-арабски и взял у него свечу.
— Я пойду с вами, — сказал он. — Мы переместили ее в комнату. Там, в дальней части замка. Помещение весьма подходящее и прохладное.
Сделав все возможное, дабы отвадить гостя от посещения мертвецкой, доктор повел Аллейна по знакомому коридору мимо операционной, а затем по более узкому боковому проходу, оканчивавшемуся ступеньками, ведущими вниз, и дверью. Дверь открывалась в коридор без крыши. После пропитанного благовониями дома ночной воздух поразил своей свежестью. Аллейн решил, что они находятся недалеко от служебного входа.
Баради остановился у двери, глубоко упрятанной в толстую стену, и попросил Аллейна подержать свечу. Аллейн вынул фонарик и зажег его. Луч осветил лицо Баради.
— Ага, — сказал он мигая, — так будет лучше. Спасибо.
Он поставил свечу на землю. Она мерцала и трепетала на сквозняке. Баради сунул руку под рясу и достал внушительную связку ключей, такая могла бы висеть на поясе у средневекового тюремщика.
— Не одолжите ли фонарик? — сказал он. — Замок довольно тугой.
Аллейн подал фонарик. Тень метнулась по двери и упала на противоположную стену. После некоторых усилий ключ вошел в скважину и с лязгом повернулся. Баради толкнул дверь, скрежеща петлями, она распахнулась удивительно легко, и Баради, не рассчитав усилия, слишком резко наклонился вперед, уронив фонарик стеклом на каменный порог. Раздался звон, и они остались при свете мерцающей свечи.
— Черт побери! — выругался Баради. — Что я наделал!
— Осторожней, не наступите на стекло, — предостерег Аллейн.
— А я в сандалиях. Какая оплошность! Извините.
— Ничего страшного. Не везет нам сегодня. Войдем?
Аллейн приставил трость к стене и поднял свечу и разбитый фонарик. Они вошли. Баради закрыл тяжелую дверь.
Комната была маленькой с белеными каменными стенами и занавешенным окном. Над ворохом цветов горела свеча. Гроб стоял посередине на козлах. Смешанный запах смерти и тубероз был невыносим.
— Надеюсь, вы не слишком чувствительны, — сказал Баради. — Мы сделали все, что могли. Мистер Оберон проявил особенную заботу, но… сами понимаете…
Аллейн не сомневался, что понимает. Крышка гроба была сдвинута настолько, чтобы можно было видеть голову его обитательницы, буквально утопавшую в орхидеях. Белая грубоватая вуаль покрывала лицо, но и сквозь нее проступали безжалостные приметы смерти.
— Вставные челюсти меняют внешность, — заметил Баради.
Глядя на рот покойной, Аллейн вспомнил высказывание Терезы о лошадиных зубах английских старых дев. Дантист этой одинокой старой девы, не раздумывая, подписался бы под словами Терезы. Аллейн обратил внимание и на другие приметы: маленькую родинку, морщины и припухлости, жалкие пучки седых волос, сквозь которые просвечивала кожа. Он отшатнулся.
— Я полагал, что должен взглянуть на нее, — произнес он сдавленным высоким голосом, — на тот случай, если возникнет вопрос об идентификации.
— И правильно сделали. С вами все в порядке? Для непривычного человека зрелище не из приятных.
— Я страшно удручен. Пожалуйста, пойдемте отсюда. Боюсь, я… — Его голос оборвался. Он резко повернулся, одновременно вытаскивая из кармана носовой платок. Платок накрыл свечу и загасил пламя.
В смердящей тьме послышалась невнятная ругань Баради.
— Дверь, ради бога, где дверь? Меня тошнит, — лепетал Аллейн.
Он рванулся вперед, с размаху врезался в Баради, и тот отлетел в дальний угол комнаты. Подсвечник Аллейн отпихнул ногой в противоположную сторону. Его руки метнулись к гробу. Левая рука нашла край крышки, скользнула под нее, ощупывая мягкую ткань, тугую перевязь и поверхность под ней. Чуткие быстрые пальцы Аллейна нашли то, что искали.
— Я больше не могу! — задыхаясь стонал он. — Дверь!
— Идиот! — по-французски ругался Баради. — Недотепа, кретин!