Старый дом

Климов Михаил Менделеевич

– Плачу за все…

И ему в эту поднятую руку, подоспевший лакей вкладывал бутылку шампанского, которая и летела в зеркало, а цена такого веселья аккуратно вносилась в счет «завсеплатящего». Наутро же, и в этом был весь фокус, зеркало было на месте, как будто ничего не случилось…

И в ЭТО он повезет Надежду?

Может быть, конечно, днем там все было прилично и чинно, но где гарантии?

– А вы знаете такого артиста Художественного Театра Ивана Москвина? – услышал он вдруг ее голос. – Вон он идет, наверное, на репетицию…

Прохоров

даже смотреть не стал, просто кивнул молча, такую фамилию он слышал. Однако в душе страшно обрадовался, потому что нечаянная встреча вдруг решила все его проблемы.

Ведь еще в школе он читал о том самом знаменитом разговоре, который произошел между Станиславским и Немировичем-Данченко и послужил к основанию Художественного Театра.

А где он происходил?

Правильно, в ресторане «Славянский базар».

А где находится вышеозначенный ресторан?

Правильно, на Никольской улице…

И не могли два таких солидных человека беседовать абы где, наверное, они выбрали нормальное, приличное место…

И хотя разговор тот происходил в конце девятнадцатого века, можно было быть уверенным, что заведение это в тринадцатом году еще существовало и процветало. Потому что и при большевиках оно было открыто, а тогда ведь не было моды на все старое, как в последние годы, значит, «Базар» этот продержался на одном месте больше века.

Солидная рекомендация…

Правда, доходили до Прохорова какие-то разговоры о том, что ресторан этот сгорел, но было-то это (точнее будет) только в конце двадцатого века, а сейчас – наоборот, начало…

Слава никогда, в той своей жизни не был в этом заведении, да и, как он понимал свою спутницу, она тоже. Но ему казалось, что это и необязательно – ресторан, он и есть ресторан: пришел, посмотрел меню, выбрал, заказал, поел, ушел – что тут сложного или трудного?

– Надежда Михайловна, – предложил он старательно нейтральным тоном, – вы знаете, я вдруг понял, что голоден, да и вы, думаю, тоже. Поэтому хочу пригласить вас пообедать…

– Но я не знаю, где здесь можно это сделать… – не стала ломаться она. – Чтобы вкусно и недорого.

– Зато я знаю… – успокоил ее Прохоров. – Идея такая: отпускаем эту разва… – он хотел сказать «развалюху», но в последний момент поймал себя на слове, – этот замечательный бензомотор, потому что нормальный обед – это час, да пару часов мне в магазине нужно, а тут, как я вижу, полно извозчиков, так что доберемся.

Не то что Слава экономил деньги, всего-то и заплатит он «таксисту» восемь рублей (внимательный читатель понимает, что это было меньше доллара). Просто пока они ехали с Моховой сюда, до него вдруг дошло, что он оставляет совершенно незнакомому человеку товара на сумму, достаточную для покупки в его Москве неплохой двух-, а то и трехкомнатной квартиры недалеко от центра.

Оставляет, не имея никакой возможности не то что вернуть товар, просто найти шофера, если тому вдруг вздумается сбежать с книгами и фаберовским кирпичом (маленькую коробочку наш герой держал в кармане).

В той своей Москве, если бы такое случилось, Прохоров хорошо понимал, куда пойти и сколько будет стоить вернуть такого беглеца.

А здесь?

Надежда явно не располагала нужными связями, а уж о нем самом и говорить нечего…

К тому же, морда этого «таксиста» нашему герою явно не нравилась. Красивые и мужественные лица почему-то никогда не были симпатичны Прохорову. И это не было связано с заботой о сексуальных предпочтениях носителей таких физиономий, какое дело Славе до чьих-то сексуальных предпочтений.

Дело было скорее в том, что, как объяснил ему когда-то один профессиональный мошенник, именно такие лица и должны быть у профессиональных мошенников – иначе кто ж им поверит…

А этот еще и молчал всю дорогу…

И явно прислушивался к их разговорам…

В общем, когда «бензомотор» подкатил к дверям «Славянского базара», Слава расплатился не торгуясь, с облегчением взял два свертка в одну руку, а даме предложил другую. И они торжественно прошествовали в распахнутую услужливым швейцаром дверь…

36

Тут вот и настала пора рассказать о беседах наших героев. В чем-то они напоминали известное стихотворение Сергея Михалкова «А что у вас?» с той только разницей, что у писателя дети хвалились своими причиндалами, а у нас, наоборот, взрослые ругали свои.

Впрочем, обо всем по порядку.

Началось это «пикирование» (назовем его так) еще раньше, но сформировалось именно в том виде, в котором и будет здесь представлено, только когда наши герои проезжали нынешнюю Театральную (тогда Петровскую) площадь.

Взглянув на сквер, размещавшийся рядом с «Метрополем», напротив Большого театра, Прохоров поразился обилию роз:

– Розарий в центре города… А у нас на этом месте каменный истукан…

Надежда не осталась в долгу и после короткого размышления парировала:

– А у нас хотели быков прямо на улице убивать…

– То есть? – испугался Слава.

– Есть такой испанский ужас, – с дрожью в голосе объяснила Надежда Михайловна, – называется «коррида». Они там травят быков, а потом убивают их на потеху публике… Вот и у нас хотели так, называлось бы «Праздник в Севилье», даже взятку давали Обществу поощрения животных, но только, слава Богу, Дума не позволила…

«И это говорит террористка?» – удивился Прохоров, а вслух сказал:

– У нас бы позволили… Помните памятник Петру Первому? Испанцы у себя запретили, тогда у нас поставили…

Слава не знал, что и в его Москве затевалась коррида, да только градоначальник запретил. Что, впрочем, ничуть не умаляло правдивость второй половины его реплики о Петре.

– А у нас в январе, – опять начала Надежда, – один сумасшедший порезал картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван»…

– Я бы тоже порезал… – хмыкнул Слава. – Но у нас резать ничего не нужно было: ваши товарищи большевики все, что копили в России из произведений искусства, выставили на продажу за границу и многое продали…