Старый новый дом

Фатеус Никита

Мы прошли на кухню. Тут и становилось понятно, что ни одна хозяйка не прикладывала руку к этой квартире. Скатерти на столе не было, зато куча круглых кофейных отпечатков от кружек складывались в геометрически правильную картинку. Посуды было мало, и вся лежала в раковине. Около холодильника стояла сушка для белья, полная черных носков и трусов. Остальные вещи, я полагаю, лежали в корзине для грязного белья. На столе стояли пустые и не очень бутылки из-под пива. Рядом с ними стояла стеклянная пепельница, пустая и сверкающая, словно только принесенная из ювелирного магазина. Повсюду были разбросаны мелкие фантики и пыль. Я чувствовал

себя, как в общежитии. От этого становилось намного теплее.

– Вот времена были, на самом деле, друзья, – говорил Илья, подбадриваемый пивом. – шатались по улицам, в одном дворе жили, вечерами бездельничали, пиво пили, девчонок делили. А сейчас, что с нами стало? У всех свои дела, все разбрелись, кое-как время находим встретиться.

– Ага, родительские запреты, алкоголь не продают, – говорил Сева.

– Да, конечно! А ларек у тети Любы чем тебе не угодил? Все продавали. А запреты – это еще ничего, – отвечал Илюша.

– Да нет, все эти уроки, учителя, самодеятельность – все это не по мне было, – отвечал Ваня. – самое хорошее время – детство. Тогда на улице мы только и проводили время. Дома только в обед бывали и когда спать нужно было ложиться. Вот тогда было куда беззаботнее.

– Тут не поспоришь. Вообще ни о чем не думали, – отвечал Илья. – но и толком не понимали ничего.

– Согласен, – поддерживал Сева. – какой смысл в счастье, когда не ощущаешь его в то же самое время?

– В том, чтобы вспоминать и ощущать его? – неуверенно заявил Ваня.

Я лучше всех понял, о чем он говорит, но промолчал.

– Вы ничего не понимаете, – парировал Сева. – вот когда уже повзрослели, людьми стали, окуклились, тогда и было хорошо. Тогда хоть что-то осмысленное стали делать, пусть и глупое. Когда нам лет по двадцать было, тогда мы и вечеринки устраивали, и девчонки подросли, и жизнь новыми красками заиграла.

– Тебе бы только вечеринки, девчонки и красочная жизнь, – с упреком сказал Илья.

– А тебе нет? – отвечал Сева.

– В принципе, – Илюша замешкался. – ты прав, но я тебя презираю.

– Мы тут, как старики сидим. Мы же еще молодые, – втиснулся я. – прелесть в том, что мы не растратили эти воспоминания и можем вот так сейчас посидеть, повспоминать. В том и счастье, что моменты неповторимы.

– Звучало, как тост, – одобрительно кивнул Илья.

– Ну тогда, черт возьми, выпьем за это! – торжественно подтверждал я.

– Но все равно грустно, – добавлял Ваня.

– Без этого никуда. Но грустим-то мы все равно здесь и сейчас, вместе.

– Ты прав.

– Еще бы, – горделиво отвечал я, вспоминая слова Юрия Алексеевича.

Мы выпили и перешли в комнату. Казалось, что все встало на свои места. Я был в своей компании, не думал ни о чем, и уж тем более, не корил себя за самого себя. Неужели так мало нужно было, для того, чтобы перестать ощущать никчемность своего существования? Просто друзья рядом, воспоминания, не приправленные тоской, и пустая квартира? А что было бы дальше, если все так просто? Посиделки бы приелись, пиво осточертело, появились бы ссоры. Или жизнь так неспешно и катилась бы дальше? А может, это дало бы толчок к новым подвигам? Как живительный эликсир, вдохнул бы новых идей и подарил мешок с амбициями. А может все это появилось бы из необходимости? Никто не знает, как бы все было. Да и плевать, по большому счету. В данную секунду нужно жить, и не думать,

как завещал одинокий мудрец.

Пока Сева с Ильей играли в футбол на приставке, Ваня позвал меня на кухню:

– Поможешь немного прибраться?

– Да, давай, тебе бы это не помешало, – охотно отозвался я и обратился к Илье. – следующий матч я играю с тобой. Готовь вазелин.

– Я уже приготовил для тебя тряпку, которой ты будешь натирать бутсы победителя, – отвечал Илья.

– Вытрешь ей слезы после поражения, неудачник.

– Жду тебя, любитель, – уверенно произнес Илья, усердно тыкая на кнопки.

Мы зашли на кухню. Грязь нам сопротивлялась, фантики прятались в самых неожиданных местах, а пыль бегала от нас по всему помещению, но мы, в итоге, ее настигли. Когда с уборкой было покончено, я сел на стул, подвинул пепельницу к себе и закурил.

– Странно это все, – сказал Ваня. – со временем. Оно проходит, мы взрослеем, мечты постепенно уступают место бытовым делам, и вот я уже думаю не о том, как потрачу десять рублей на жвачку, а как буду расплачиваться за квартиру.

– Это неизбежно.

– Раньше так не казалось. Все эти серьезные дела были заботой взрослых, и мы верили в то, что так и останется.

– Нам нужно платить за беззаботное детство. Эта плата бьет по нашей жадности сильнее, чем высокая квартплата. И ведь, взрослея, не вырвешь из своих грез о будущем то, что хочется. Приходится довольствоваться тем, что дает нам жизнь. И порой она знакомит нас с чем-то новым, а ты и представить себе не можешь, хорошо это или плохо. И так все устроено, как бы ты ни хотел сделать все иначе.

– И все равно порой тоскливо становится. В основном в те моменты, когда собираемся вместе. Особенно мне грустно, когда мы тут с тобой сидим, а Сони, которая бы разделила с нами эту беседу, нет.

– Без нее пусто, согласен, – я выдохнул дым, кивая куда-то в пол.

– Да ладно тебе, перестань притворяться, что тебе это важно, – снисходительно бросил Ваня. – ты почти не общался с нами последние пару лет. Поэтому не нужно сейчас наигранных слов соболезнования.

– Да, я и правда отношусь к ее смерти, как к чему-то закономерному, потому что смерть – обыденность. Но ты не прав в том, что я ничего при этом не чувствую. Просто я стараюсь ужиться с этим, вместо ежедневных страданий.

– Раз ты такой чувствительный, то почему ты не дал кровь на переливание? Почему не поинтересовался, как она? – он негодовал.

– Ты прав, – пристыженно отвечал я. – у меня были мысли о том, чтобы помочь, но я был занят своими делами, я не думал, что меня там примут, я считал, что и без меня все пройдет удачно. И я не знаю, оправдание это или причина моего бездействия, но переливание бы не помогло.

– Ты не знал, поможет оно или нет. Ты не верил в то, что оно поможет, на худой конец.

– Я предполагал. Но это слабо тянет на причину. Это не оправдывает меня, но есть факт – переливание не помогло.

– Да суть не в этом уже, а в том, как ты поступил.

– А поступил я бесчеловечно и подло. Я знаю это, – я стыдился. – и я уже тысячу раз проклял себя за это.

– Проехали.

– Я отвратительный человек.

– Проехали, – более настойчиво вторил Ваня. – ты прав в том, что это и так не помогло. Теперь-то уже какая разница? Только вот, найди время, если, не приведи Бог, такое случится с кем-то из твоих друзей и близких.