Старый новый дом
Шрифт:
– Наверное.
– Ну, я вот не радовался. Я все сдавал и знал. И не было у меня сессий как таковых.
– Мне бы так.
– А вот черт его знает. Ты на каком курсе?
– На первом.
– Тогда вообще не переживай. Дальше – проще.
– Буду надеяться.
Мы докурили, перекинулись еще парой слов и попрощались. Перед тем, как уйти, он вынес мне бутылку пива. Это было добрым жестом и мне все больше начинал нравиться этот подъезд. Голова кружилась от первой за день сигареты. Пейзажи стали чуть реалистичнее, а на озерах
Студент был одним из самых положительных героев моего небольшого путешествия по этому подъезду. И что удивительно, он писал. В нем бушевал странный энтузиазм, амбиции лились через край, а желание было заметно невооруженным взглядом. Наверняка он начал писать не так давно. Это самые лучшие времена, когда только-только находишь свое дело. Ты видишь в нем свою жизнь, тратишь месяцы на то, чтобы довести до идеала банальную писанину, потому что веришь в то, что делаешь. И ведь в написанном чувствуется душа.
Только студент ушел, я почувствовал невыносимую тоску. Мне захотелось позвонить в дверь, позвать его выпить пива и поговорить о его рассказах, его жизни и том, что его гложет. Я почти принял предложение безумного мозга, закипающего под лучами яркого солнца, но, в конце концов, отказался от этой затеи. Сейчас мне нужно было думать о себе нынешнем, стоящем в пыльном подъезде. Я должен был идти, не задумываясь, стремительно. Мысли о прошлом были бы не лучшим спутником, поэтому я уверенно зашагал навстречу седьмому этажу.
Он был куда ярче шестого. Складывалось ощущение, что, поднимаясь все выше, умелые художники находили все больше красок. Желтые, зеленые, оранжевые и голубые цвета казались насыщеннее, и по-настоящему грели, казалось, именно стены, а не пресловутая система отопления. На них был изображен город, с витринами магазинов, аллеей, яркими автомобилями, уходящими в безбрежный голубой океан. Солнце, уничтожавшее всякую скуку, пробивалось сквозь окно и оглядывало свой портрет, наполняя его своей живой силой. Город жил, оставаясь неподвижным, и манил к себе. Но нужно было в прямом смысле разбиться в лепешку в попытках в него попасть. Музыка, льющаяся из квартиры, подкидывала дров в костер, заставляя этаж все больше кипеть жизнью. Краски, музыка, жар и любовь – все это витало в воздухе, и посреди этого манящего безумия был я.
По водопроводным трубам текла вода, напоминая звуки далеких ручьев. В воздухе хаотично носились мухи, а сплетенные пауками ловушки лишь терпеливо ждали свою добычу, покачиваясь на ветру в укромных углах под самым потолком. Лифт все еще не работал, и из шахты, вместо шума железной коробки, доносились знакомые голоса:
– Совсем про нас забыл, – был слышен голос Ильи.
– Еще тебе? Я спрашиваю еще? – разъяренно вопил служивый.
– Потом прочту твои рассказы, – мяукала Юна.
– Живи – главное, – успокаивающе добавлял Юрий Алексеевич.
– Благо – мир наступил, – будто вытирая слезы тихо добавляла Елена Матвеевна.
– Все с ума сходят, – заканчивал этот вой из прошлого нервный студент.
Ничто не заставило бы меня остаться здесь, кроме торжественных стен и навеянных ими мыслях о лете, но, как водится, мне пришлось задержаться. Как только открылась дверь, музыка перестала глухо бить в стену и по подъезду пронеслась волна разнообразных звуков. Из квартиры вышли знакомые мне лица.
– О, неужели ты живой, – удивленно восклицал Илья. – мы думали, что ты в овощ превратился. А ты погляди какой, высокий, статный, холеный.
– А ты все еще льстив, как безнадежная проститутка.
– Рад тебя снова видеть!
– Шолом, – я повернулся к Севе и спросил. – ты как?
– В порядке, спасибо.
– Что со мной тогда было вообще? – с экспрессией сказал я. – я такое видел! А потом выключился и вас уже не было.
– О, ну я тебе сделал новогодний подарок, – спокойно отвечал он. – таблетка, растворенная в коньяке. Все ради тебя.
– Какой ты заботливый!
– А то!
– Я ничего такого не вытворял, не говорил?
– Ты был похож на сдержанного эпилептика. Того, у которого нет пены изо рта и трясется он поразительно свежо, – заметил Илья.
– Я старался.
– Хе-хе.
– Шолом, Ваня, – сказал я.
– Здорово, – он холодно пожал мне руку, но не сдержал легкой улыбки.
– А вы откуда и куда?
– Я тут живу, – сказал Ваня.
– Давно? – удивился я.
– С тех пор, как мы перестали общаться.
– А почему не сказал?
– А ты не спрашивал.
– Резонно, – я обратился ко всем. – ну, так куда вы?
– Мы тут в приставку играем, пьем, курим и, в общем-то, веселимся, – отвечал Илья. – но вход у нас по спискам, так что не надейся.
– Я в списке, – я достал бутылку пива и показал ему.
– Вход стоит две бутылки.
– Пожалей убогих, – сказал я.
– Жизнь никого не жалеет, – сказал Илья. – особенно тебя. Ты лицо свое видел?
– Может, мы пойдем уже? – недовольно протягивал Ваня.
– Да, пойдемте, – Илья повеселел еще больше.
– А чего вы вышли-то вообще?
– Покурить.
– В таком случае, дайте мне сигарету.
– Прошу, – сказал Илюша и протянул мне сигарету.
Около трех минут я слушал разговоры парней, пока, в конце концов, Ваня не впустил нас к себе. Это была обыкновенная квартира, по убранству которой можно было понять, что здесь живет одинокий молодой человек. Полы были чем-то заляпаны, и никто явно об этом не переживал. Куртки были брошены в зале, несмотря на обилие вешалок. Зал же был просторен, в силу отсутствия в нем мебели, кроме раскладного дивана, тумбочки, шкафа и телевизора. В целом комната напоминала довольно дешевый, но уютный номер в хостеле.