Старый новый мир (сборник)

Вавикин Виталий

— Если будет, то можете сказать ему, что меня не интересуют женщины.

— Вас не интересуют женщины?

— Я говорю сейчас о Марке.

— Марк переживёт.

Они вышли на крышу. Небо было безоблачным, синим. Морозный воздух — чистым, свежим.

— Вот морг и остался позади, — неуклюже пошутила Жюстин.

— А говорили, не разбираетесь в классиках.

— В каких классиках?

— Сол Камеда.

— Ах, это… — Жюстин подошла к краю крыши, позвала Хейнца.

— Что там?

— Отсюда сегодня я увидела вас.

— И что?

— Не

знаю… — она смутилась. — Мне казалось… казалось, вы хотите увидеть это место… Для вашей книги… Помните?

— Для моей книги нужны люди, а не места. Место лишь декорация. Я не художник-пейзажист.

И снова повисла неловкая пауза. Пауза, которая заставляла Жюстин чувствовать себя голой. Вот она стоит под этим синим зимним небом в чём мать родила, а Хейнц разглядывает её, изучает, словно она экспонат.

— Я вас смущаю? — спросил её Хейнц.

— Почему вы должны смущать меня? — она спешно тряхнула головой, поёжилась. — Здесь просто холодно.

— Хотите надеть мою куртку?

— Зачем? Мы ведь не собираемся стоять здесь долго. Верно?

— Я не знаю.

— Но…

— Расскажите мне о себе.

— Зачем?

— Просто интерес.

— Что может быть интересного в жизни инженера?

— Вы скажите.

— Я не знаю.

— Вам не нравится ваша жизнь?

— Нравится.

— Ну, вот видите. Уже что-то, — Хейнц улыбнулся, подошёл ближе. Жюстин попятилась, упёрлась спиной в перила. — О чём вы сейчас подумали?

— Ни о чём?

— Но я напугал вас.

— Вовсе нет.

— На приёме у врача вам тоже кажется, что он воспользуется своим положением?

— Нет, — Жюстин почувствовала, как, несмотря на холод, румянец начинает заливать щёки. — Не понимаю, о чём вы, — она поёжилась, желая подчеркнуть, что замёрзла. — Вы действительно хотите продолжать разговор на холоде?

— Я предлагал вам свою куртку.

— Тогда замёрзнете вы, — Жюстин вздрогнула, увидев, что Хейнц снимает куртку. — Это лишнее. Правда, лишнее… — она тяжело вздохнула. Хейнц накинул тяжёлую кожаную куртку ей на плечи. Куртку, от которой пахло чем-то настоящим, естественным. — Это что, настоящая кожа? — растерялась Жюстин.

— Не люблю одежду из репликатора.

— Но ведь это запрещено, — Жюстин прикоснулась пальцами к чёрной шероховатой коже. — Это же… Это же когда было живое существо. Зачем убивать животное ради… ради…

— Вам не нравится куртка?

— Нравится, но…

— Когда-то в этой одежде не было ничего особенного. Когда-то убивали не только животных ради одежды, но и людей, чтобы получить их органы.

— Это отвратительно.

— Один мой знакомый хирург клялся, что раньше органы забирали даже у мертвецов, чтобы пересадить их живым.

— Мерзость!

— Вы бы предпочли умереть, вместо того, чтобы жить с печенью мертвеца?

— Я не знаю.

— К тому же это было задолго до того, как изобрели репликаторы, и жизнь превратилась в искусственный лубрикант, посредством которого спаривается утративший природную естественность мир. — Хейнц подошёл к перилам, перегнулся

через них, чтобы увидеть двор фабрики. — Поразительно, — сказал он, увидев высыпавших во двор инженеров.

— Что там? — спросила Жюстин.

— Посмотрите сами.

Жюстин перегнулась через перила, увидела коллег. Они стояли внизу, запрокинув головы, и ждали. Ждали… Чего они ждали? Зачем вообще вышли во двор?

— Как вы думаете, что они там делают? — спросил Хейнц.

— Я не знаю.

— Но они ведь ваши друзья.

— Конечно, — Жюстин попыталась отыскать взглядом в толпе Марка Скинто.

— Почему же тогда вы не с ними?

— Что значит, почему? Вы сами привели меня сюда.

— А утром? Когда я только приехал?

— Я была здесь с Марком, — она наконец-то увидела Скинто, улыбнулась ему, чувствуя за собой вину, что ушла из столовой с Хейнцем, желая показать, что думает только о нём — о Марке, даже сейчас, но Марк не заметил её, не отреагировал на её улыбку.

— Думаю, он вас не видит, — сказал Хейнц.

— Кто?

— Ваш мужчина.

— Я даже не думала о нём, — Жюстин заглянула Хейнцу в глаза, желая подтвердить свои слова, но Хейнц не взглянул на неё. Вместо этого он поднял высоко вверх руку и приветственно помахал собравшимся внизу людям. Они все помахали ему в ответ.

— Как вы думаете, если я сейчас начну хлопать в ладоши, они тоже начнут хлопать в ладоши? — спросил Хейнц.

— Я не знаю, — Жюстин почувствовала, что начинает злиться. Злиться на Хейнца. Всё, что он говорил, всё, что он делал, казалось, несло в своей базе лишь одно желание — унизить её друзей, унизить её саму. Даже эта чёртова куртка из настоящей кожи! Почему он надел эту куртку ей на плечи? Зачем? Снова хотел подчеркнуть лежащую между ними пропасть? — Вы задали мне все вопросы, которые хотели задать? — резко спросила Жюстин. По крайней мере, ей показалось, что спросила резко. Она хотела, чтобы это выглядело резко, возможно, даже грубо.

— Вы снова замёрзли?

— Нет.

— Тогда… — Хейнц заглянул ей в глаза и неожиданно улыбнулся.

Эта улыбка смутила Жюстин, заставила почувствовать свою вину, особенно, когда Хейнц жестом указал на выход с крыши.

— Вы обиделись? — растерянно спросила она. Вместо ответа Хейнц снова улыбнулся. — Я не хотела вас обижать. Просто… Просто…

Хейнц взял её за локоть, мягко направляя к выходу. Жюстин хотела возразить, но решила, что так сделает только хуже. Они покинули крышу. Зимнее солнце осталось за закрытой дверью.

Теперь спуститься по лестнице в цех. Рабочее место ждёт. Разбитый репликатор ждёт.

— Было приятно пообщаться, — сказала Жюстин, останавливаясь возле своего станка. Хейнц кивнул, но продолжил стоять рядом. — Что-то ещё? — растерялась Жюстин.

— Моя куртка.

— Ах! — она натянуто рассмеялась, спешно сняла тяжёлую куртку, вес которой не замечала, пока не рассталась с ней. И ещё запах. Запах настоящей кожи. Казалось, она вся пропиталась этим запахом.

— Вам ещё холодно? — спросил Хейнц.