Старый новый мир (сборник)
Шрифт:
— Нет, — Жюстин спешно тряхнула головой.
— Но вы дрожите.
— Вот как?
— Можете оставить куртку себе.
— Это лишнее.
— Она подходит вам к лицу. Правда, размер не ваш, но…
— Что? — Жюстин растерялась, не зная, флиртует с ней Хейнц или просто говорит очередную странность.
— Попробуйте нечто подобное получить из репликатора, когда вернётесь домой. Задайте свой размер. Задайте материал. Не мне вам говорить, как хорошо научились машины делать подделки, — и снова Хейнц улыбнулся, стирая грань, благодаря которой можно было понять, говорит он правду или просто играет, несёт очередную чушь, как прежде о морге
— Не думаю, что мне это интересно, — честно сказала Жюстин.
— Не надо думать. Просто попробуйте, и всё. Это как выйти на крышу, когда внизу встречают почётного гостя. Вы не отделяетесь от них, не бросаете их. Вы просто делаете то, что считаете верным. Просто становитесь собой, — Хейнц ещё раз улыбнулся. Жюстин хотела улыбнуться в ответ, думала о том, что должна улыбнуться, но лишь смотрела ему в глаза и хмурилась. — Ещё увидимся, — сказал Хейнц.
Жюстин вздрогнула, поняв, что коллеги давно вернулись и стоят возле её стола, терпеливо дожидаясь, когда писатель обратит на них внимание. Сейчас река лиц и слов окружит его, утащит прочь. Жюстин видела, как Хейнц поворачивается к её коллегам, улыбается. Они улыбаются в ответ. Толпа оживляется, перетекает к следующему станку.
Жюстин шумно выдохнула, только сейчас поняв, что вспотела. Вспотела не из-за тёплой кожаной куртки Хейнца. Нет. Вспотела из-за самого Хейнца.
Глава вторая
— Чем вы занимались на крыше? — спросил вечером Марк Скинто.
Жюстин ждала этого вопроса весь день, готовился к этому вопросу. Сначала думала, что Марк поговорит об этом ещё на работе, затем по дороге домой, за ужином… Но он спросил лишь поздним вечером, когда нужно было ложиться спать. Спросил, когда Жюстин уже и не ждала вопроса, надеялась, что Марк забудет о нём.
— Так ты ревнуешь? — спросила Жюстин, желая выиграть время и собраться с мыслями.
— Вы были на крыше достаточно долго. О чём он спрашивал тебя? — Марк Скинто смотрел ей в глаза, но по взгляду Жюстин не могла понять, что у него на уме. — Он бы наедине только с тобой.
— Он гей, — сказала Жюстин, надеясь, что совет Хейнца на крыше не был шуткой, и он не обидится на неё за эту клевету.
— Причём тут это? — растерялся Скинто.
— Ему не нравятся женщины.
— Я спросил тебя не о том, нравятся ему женщины или нет. Я спросил, о чём вы говорили.
— Так тебе не важно, как он себя вёл?
— Лари Эншо хотел просто знать, что Хейнц думает о нашей фабрике.
— Я не знаю.
— Он не говорил о фабрике? — Скинто растерялся ещё больше. — Но разве он приехал не для того, чтобы написать книгу о репликаторах?
— Кажется, он сказал, что хочет написать о людях, которые делают репликаторы. О нас.
— О нас? — Скинто уставился в пустоту, пытаясь понять то, что услышал. — Это нехорошо, — наконец решил он.
— Почему нехорошо?
— Весь день мы водили его по фабрике, рассказывая о репликаторах. Он мог решить, что мы горстка идиотов, которые не думают ни о чём другом, кроме работы.
— Разве это плохо?
— Я не знаю, — Хейнц шагнул к телефону, чтобы позвонить управляющему фабрикой, замер, пытаясь решить, что сказать. — о чём ещё Хейнц говорил с тобой?
— Да ни о чём, в принципе.
— Что, просто стояли и молчали?
— Нет.
— Тогда, о чём говорили?
— Кажется… — Жюстин нахмурилась. Она могла рассказать Скинто обо всех своих
— О своей куртке?!
— Она сделана из настоящей кожи. Представляешь? Когда-то это было животное, а теперь Хейнц носит его на своих плечах. И от неё так странно пахнет… Я до сих пор помню этот запах…
— Он же приехал, чтобы написать книгу. При чём тут его куртка?
— Я не знаю.
— Да как вообще вы стали разговаривать о куртке?
— Я замёрзла, он снял куртку и дал мне. Вот, как-то так и… — Жюстин замолчала, услышав, как выругался сквозь зубы Скинто. — Если ты не против, я пойду спать, — сказала она, решив, что сейчас лучше оставить его одного. — Просто безумный выдался день.
Жюстин не дождалась ответа, да Скинто, казалось, и не слышал её. Она прошла в спальню, оставив дверь открытой, легла на кровать, укрылась одеялом. Сон пришёл почти сразу, но потом её разбудил Скинто. Он лёг за полночь, долго ворочался, затем задремал, начал негромко сопеть. Но сон Жюстин прошёл. На его месте появилось раздражение. Жюстин осторожно поднялась с кровати и вышла на кухню.
— О чём мы разговаривали с Хейнцем?! — ворчала она. — Почему я, чёрт возьми, должна помнить, о чём мы разговаривали?! — Жюстин улыбнулась, вспомнив, как Хейнц рассказывал о том, как разбирал репликатор. Затем вспомнила его кожаную куртку, его слова о том, что кожаная одежда подходит её лицу. — Почему бы и нет? — спросила себя Жюстин, подошла к установленному в гостиной репликатору, выбрала голосовым набором раздел женской одежды, долго разглядывала кожаные куртки. Она не планировала ходить в одной из этих курток на работу, нет, мода на такую одежду давно осталась в прошлом, ей просто хотелось увидеть себя в такой куртке, проверить был ли прав Хейнц, сказав, что это будет ей к лицу.
— Ты что делаешь? — сонно спросил её Марк Скинто, выходя из спальной, прищурился, разглядывая модельный ряд женских кожаных курток, предлагаемых репликатором.
— Зима холодная… — смущённо сказала Жюстин.
— Зима? — Скинто нахмурился. — Это из-за Хейнца, да?
— Что? Нет, конечно! — Жюстин покраснела, спешно выключила репликатор, пошла на кухню, вспомнила, что сейчас ночь, резко крутанулась на месте, направилась в спальню, легла.
Скинто пришёл пару минут спустя, долго лежал рядом, лишившись сна.
— А в этом есть смысл, — неожиданно сказал он. — Завтра нужно поговорить с Эншо.
— О чём поговорить? — чуть не заикаясь спросила Жюстин.
— Если Хейнц хочет написать книгу о нас, будет неплохо показать, что мы похожи на него.
— Одевшись в кожаные куртки? — растерянно спросила Жюстин, решив, что недопоняла Марка.
— Почему бы и нет? — спросил он, повернулся на бок и засопел почти сразу, довольный своим решением.
Жюстин долго лежала на спине, глядя в потолок. Сначала она о чём-то думала, потом думала, что думает. Наконец, пришёл сон. Сон, который вернул её в прошлое, вернул в эру, когда миром правили врачи. Она лежала на холодном операционном столе, а высокий седовласый хирург с жёсткими голубыми глазами нависал над ней. В ярком свете сверкал его скальпель. Высокие окна были закрыты. Возле одного стояло белое, под цвет стерильных стен, пианино, за которым сидел чернокожий старик. Глаза его были закрыты. Толстые, неуклюжие на вид пальцы, порхали над клавишами. Мелодия была бодрой и какой-то грустной одновременно.